Да, еще одно: завтра же организуйте «Общество помощи последним жертвам фашизма». Каждому — меблированный коттедж в рассрочку, костюм, пальто, ботинки, белье, шляпу и — на первое время — работу!
Отражая лакированными бортами огни ночных реклам, роскошные машины развезли по домам демократических потомков господина Менкса-старшего. Особняк Менкса погрузился в спокойный сон.
До десяти часов следующего утра в доме ходили на цыпочках, говорили шепотом.
В десять из спальни донесся звонок.
— Газеты! — коротко сказал господин Менкс-старший вошедшему слуге. — И кофе.
Спальня была наполнена одуряющим ароматом сигар «Кровь негра».
Господин Менкс с удовлетворением проглядывал одну газету за другой. Все было, как он хотел. Заметки, разоблачения… Выстрел одним снарядом по двум целям удался как нельзя лучше. Газетная истерия разжигала ажиотаж на бирже и ослабляла народное негодование.
Принесли кофе. Мистер Менкс нажал кнопку приемника и среди прочих новостей услышал:
— За последние полчаса акции компании «Золотой лед» повысились на три с половиной пункта. Курс устойчивый. Спрос превышает предложение.
— Сегодня ожидается прибытие в столицу бывших наших военнослужащих, проведших это время на горных работах в Арктике.
— Председатель правления «Общества дальних исследований» господин Чарлей Гастингс, возвращающийся из Арктики, должен приземлиться на втором Ивертонском аэродроме в одиннадцать часов…
Менкс-старший медленными глотками пил утренний кофе и просматривал утренние газеты. Ничто его не тревожило. Колпак на голове придавал лицу старика почтя детское выражение.
Сюда не долетал городской шум.
Зато в районе биржи конная и моторизованная полиция тщетно пыталась восстановить движение городского транспорта. Ни трамвайные вагоны, ни троллейбусы, ни автобусы, ни легковые машины не могли пробиться сквозь толпу. Над площадью стоял тысячеголосый гул.
— Золотой лед… Золотой лед…
Лошади полисменов нервничали, как и всадники. Огромный броневик шефа полиции — и тот не мог пробить бреши в толпе. Были вызваны две пожарные команды.
Мощные струи воды сначала разогнали толпу, но вскоре появились организаторы коллективных действий — толпа понатужилась и опрокинула пожарные машины.
Полиция пустила в ход дубинки. Конники давили людей лошадьми. Беспорядки принимали серьезный характер.
В одиннадцать часов все кончилось само собой. Толпа внезапно исчезла. Бурное море превратилось в стремительные потоки, несущиеся по боковым улицам. Толпы осадили банки и банкирские дома. А на ступенях биржи, у колонн, осталось несколько трупов людей, только что покончивших с собой. Их немедленно увезли в морг.
Через несколько минут радио начало передавать сообщения о самоубийстве известных в деловых кругах лиг. Застрелился глава банкирского дома «Шварц и сыновья». Толпа обездоленных вкладчиков напрасно ломилась в запертые двери.
Вскоре выяснилось, что банкирский дом вместо наличности теперь располагал лишь акциями «Золотой лед». И все заголосили: каждому было уже известно, что эти акции не стоили бумаги, на которой были напечатаны.
Еще хуже было в других конторах, менее известных, чем «Шварц и сыновья».
А господин Менкс-старший все еще не выходил из спальни. Он решил основательно отдохнуть в первый день нового года своей жизни. И когда ему доложили, что Чарлей Гастингс настоятельно просит принять его по неотложному делу, Менкс недовольно сказал:
— Разве он не знает, что я дома никого не принимаю? Скажите ему, чтобы приходил завтра в клуб… Может быть, вечером, часов около семи, он меня там застанет. Может быть…
В спальню был вызван господин Слебум, которому Менкс-старший доверял больше, чем кому бы то ни было.
— Слебум, — сказал он своему телохранителю, — возможно, что сегодня некоторые лица станут ломиться. Я никого не хочу видеть!
Телохранитель кивнул.
На все окна и двери особняка Менкса опустились внутренние шторы. С улицы они казались шелковыми, и никто не догадался бы, что у этого шелка — стальная подкладка. В парке появились свирепые бульдоги, способные разорвать человека. Слебум и его помощники неусыпно следили за улицей.
Дом стал крепостью.
В лихорадящем мозгу Чарлея Гастингса вдруг блеснула надежда. Может быть, еще не все потеряно. Миллиардеры могут позволить себе любые чудачества… Надо съездить к Райту Менксу. Возможно, ему даны указания не губить его, старого Чарлея… Неважно, что стоимость «Золотого льда» сейчас равна нулю. Биржевой барометр стоит на «переменно». О, если б иметь оборотные средства! Он в один день поправил бы дела…
Чарлей Гастингс вскочил в первый попавшийся таксомотор и помчался в контору консорциума «Ридон-Дил и Кё», где постоянно восседал, как божок, Менкс-младший. Он взлетел на седьмой этаж, забыл закрыть за собой дверцу лифта и побежал в приемную.
Ему сказали, что господин Менкс-младший сегодня не принимает.
— Доложите, что это я, Чарлей Гастингс, — настаивал растрепанный старик с ввалившимися глазами. — Он меня хорошо знает.
Прилизанный служащий, осмелившийся доложить, вернулся и сделал Чарлею выговор:
— Зачем же вы обманываете и подводите людей? Мне за вас попало. Господин Менкс не имеет чести быть с вами знакомым. И он весьма занят. Он не уверен, что в этом месяце сможет найти время для беседы с вами.
— Ах, так?! — воскликнул Чарлей Гастингс, вытаскивая из кармана пистолет.
Все бросились кто куда, прилизанный забился под стол. — Не бойтесь, каракатицы. Я умираю сегодня, я, а не вы! Но вы мне позавидуете!
Чарлей Гастингс сел в глубокое кресло, отвалился корпусом в угол, чтобы не упасть после смерти, и пустил пулю себе в висок.
В Ивертонский центральный аэропорт войска прибыли еще ночью. Начальник аэродрома вынужден был уступить свой кабинет майору весьма молодцеватого вида. Этот майор вел себя так, словно ему предстояло вписать новую страницу в боевую славу своей родины. Он лично указал места танкам и броневикам.
Все было рассчитано так, чтобы прибывающие с бывшими военнопленными самолеты находились на прицеле танковых пушек и пулеметов.
Самолеты показались около полудня. Вот скользнул на бетонную дорожку первый самолет и побежал, теряя скорость. За ним коснулся земли второй, потом третий и четвертый.
Из машин вышли пассажиры. Майор прижал к глазам бинокль.
Никаких встреч, никаких демонстраций… Даже корреспондентов нет, их направили по ложному следу на другой аэродром.
