Кстати, где же обещанный эффект от их применения? Где конец света, разрыв пространства-времени и разнообразные гравитационные флуктуации?!
Каптор-три Наллаурх еще успел по внутренней связи связаться с лейтенантом Пурмиорком и получить от того заверения, что суперторпеды вышли штатно и легли на курс. Если верить секретным инструкциям, этим изделиям не было даже нужды приближаться к цели. Достаточно было оказаться с избранной целью в одном квадранте пространства. Такое соседство этим адским игрушкам каптор-три безусловно обеспечил. Теоретически он мог подорвать их внутри торпедных отсеков «Протуберанца» – ожидаемый эффект все равно был бы достигнут. Но инстинкт самосохранения никто пока не отменял.
Высказав самому себе предположение, что в «семерку» с «восьмеркой» заложена некая интеллектуальная программа, которая дает всем заинтересованным сторонам шанс унести ноги прежде, чем станет совершенно и бескомпромиссно поздно, Наллаурх расслабился, вытянул ноги и прикрыл глаза. Чему быть, того не миновать. А главное кресло, что ни говори, располагало к комфорту, хотя бы даже и кратковременному.
В этом положении его и застал удар дисторсионных эмиттеров ярхамдийского корвета «Луч добра», что вот уже скоро час как патрулировал подступы к регулярному ЭМ-порталу в звездной системе Троктарк.
* * *
– Это и есть хваленое секретное оружие Черной Руки? – брезгливо осведомился легат Хештахахтисс, показывая когтистым пальцем на сильно увеличенное изображение «семерки» – незатейливый металлический бочонок, что, беспорядочно кувыркаясь, летел в сторону объекта «Стойбище».
– Да, мессир, – с усмешкой отвечал инженер Янахетаарору.
– И чем же нам это может угрожать?
– Если верить оперативной информации, скорой и неминуемой гибелью.
– Вот как! Что за начинка в этой игрушке?
– «Мистические мультимембраны», – охотно пояснил инженер. – Желал бы обратить ваше внимание, мессир… таких игрушек здесь две.
– Каким циником нужно быть, чтобы использовать супергравитационные взаимодействия в качестве оружия! – поморщился Хештахахтисс. – Как досадно, что познание фундаментальных законов мироздания и нравственная зрелость зачастую сильно расходятся в темпах прогресса… Мы что-нибудь можем с этим поделать?
– С прогрессом или с торпедами, мессир?
– Ценю ваш юмор, легат.
– Мы можем остановить их движение нашими защитными полями. Но, к сожалению, не сможем их погасить. То есть, разве что, попытаться, но, боюсь, момент для этого упущен… Остается надеяться, что наш доблестный противник выдал желаемое за действительное, никаких «мистических мультимембран» там нет и торпеды не взорвутся с тем эффектом, какой от них все ожидают, либо же взорвутся как обычный планетарный боезаряд.
– Каковы шансы на благоприятное развитие событий?
– Никаких, мессир.
– Гм… Но ведь мы успеем хотя бы попрощаться с близкими?
* * *
«Идиот, – шептал каптор Туннарлорн. – Идиот и выскочка!» Эти крепкие слова относились к самому широкому кругу лиц в равной степени.
Сам он имел неосторожность освободиться от фиксаторов главного кресла и теперь беспомощно болтался в невесомости, извиваясь, словно какая-нибудь бесхребетная рыба на крючке у ловца, и таким образом надеясь дотянуться хотя бы до какой-то опоры. В ушах гудело, желудок с мерзкой периодичностью подкатывал к горлу, а всего отвратительнее было ощущение полной беспомощности, невозможности повлиять не то чтобы на ход событий, а даже на свое положение на собственном корабле. Если прибавить ко всему и полные сочувственной иронии взгляды подчиненных, которым хватило ума не творить глупостей, а со стоической безмятежностью ожидать участи…
Впрочем, часть властного гнева предназначалась каптору «Протуберанца» Наллаурху с его внезапным решением учинить на этом участке мироздания маленький вселенский катаклизм. Да, было бы славно натянуть нос этелекхам. Они того заслуживают и давно напрашивались.
Но умирать при том отчего-то не хотелось.
Выбора может и не быть. Но эхайн смеется над отсутствием выбора.
Оставив бесплодные усилия, Туннарлорн придал своему телу максимально непринужденное положение и с великолепным безразличием осведомился:
– В чем дело, янрирры? Отчего мы до сих пор не в Воинских чертогах Стихий? Где, во имя демона-антинома, обещанный конец света?!
Редкие, но вполне одобрительные смешки были ему ответом.
* * *
На астероидном тральщике «Пиранья» безраздельно властвовал покой. В кабине специально приглушен был свет, от приборной панели исходило ровное и негромкое, на низкой ноте, гудение (сто раз уже техник Сейфеддин предлагал: «Ну позволь уже посмотреть, в чем там дело, что у тебя может гудеть там, где гудеть совершенно нечему!..»; да все как-то руки не доходили, и не мешало особенно, а со временем и вовсе стало оказывать убаюкивающий эффект).
Оператор Шерир дремал, свернувшись в кресле, лишь рука плетью свисала до самого полу. Его затянутая ровной тугой щетиной, синевато-черной с обильными вкраплениями седины, физиономия в кои-то веки выглядела умиротворенной.
Инспектор же Ильвес с самым сосредоточенным видом сидел на пассажирском месте, держа в одной руке чашечку кофе – черного, запредельно крепкого и без сахара (чтобы заработать сию награду, ему пришлось наступить на горло собственной песне, смирить профессиональную спесь, закрыть глаза на явное штукарство и проиграть партию новыми уже костями, в которых тоже во всей своей силе проступал некий подвох), жаль, что почти остывшего, а другой совершая расслабленные пассы над экраном небольшого видеала. Со стороны могло показаться, будто он занят решением некой по меньшей мере глобальной проблемы, от которой зависят судьбы миллионов. На самом деле он раскладывал пасьянс «Тропа пьяного монаха», который за всю историю своего существования, без малого двести пятьдесят лет, был нормализован всего трижды.
Инспектор так был увлечен своим занятием, что не обратил особого внимания на легкомысленную музыкальную фразу, исполненную, как представляется, на маримбе. Лишь когда фраза повторилась, он поднял голову и рассеянно осмотрелся в поисках источника звука.
Зато вскинулся, едва не выпав из кресла, Шерир, рукавом смахнул с лица остатки сна, врубил полный свет и подался вперед всем телом, вперив немигающий взор в развернувшееся во всю переднюю стенку кабины полотно главного видеала.
Ильвес неспешно свернул свою забаву и деликатно кашлянул. Шерир глянул в его сторону со смешанным выражением недовольства и недоумения. Похоже, он забыл, что находится в кабине не один.