не составило труда. Забреди я в это помещение раньше, чем в комнату с
трофеями — уже по одному этому понял бы, что замок не необитаем.
— Шкурку оставь, — сказал я, заметив, что Эвелина собирается
выбросить ее в ведро вместе с требухой. — За нее еще можно выручить
деньги. Или еще что-нибудь.
— Это же летний заяц, — удивилась охотница. — Кому он нужен? Меха
добывают только зимой.
— Сейчас могут купить любое барахло, — возразил я. — Округа очень
обеднела за последние годы. Как, впрочем, и вся страна.
— Это я помню, — кивнула Эвьет. — Отец говорил, что дела идут все
хуже и хуже. Из-за войны некому стало обрабатывать землю, а еще почти
прекратилась торговля.
— Сейчас все стало еще паршивей, чем три года назад. Два засушливых
лета подряд, вспышка холеры на западе… Кажется, самой природе
осточертели люди с их постоянной враждой.
Эвелина нанизала тушку на стальной прут и повесила над огнем. Затем
привычным движением вытерла окровавленные руки о свои лохмотья. Я понял,
почему ее тряпье все в бурых пятнах.
— Знаете что, госпожа баронесса, — решительно сказал я, — вам
необходимо привести себя в соответствие с вашим титулом.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась она.
— В первую очередь как следует вымыться. И переодеться.
— Я очень страшно выгляжу? — очевидно, с тех пор, как в замке не
осталось целых зеркал и стекол, она не видела себя со стороны. И не
особо задумывалась о своей внешности, благо у нее были проблемы
посерьезней.
— Откровенно говоря, сударыня, вы похожи на лесную кикимору.
На сей раз уже в моих словах тон контрастировал с содержанием, и
она прыснула, не обидевшись. Затем все-таки извиняющимся тоном пояснила:
— У нас была баня с бочками, но все сгорело. А в озере толком не
помоешься. Вода ледяная даже летом, отец говорил, это из-за подземных
ключей… Я все равно окунаюсь, когда жарко, но ненадолго. Да и мыла
нет.
— У меня есть. А что касается бочки… как насчет этого котла?
Взрослому он маловат, но тебе, пожалуй, сойдет. Ваша баня была в замке?
Там сохранился слив для воды?
— Да, хотя он, наверное, забился головешками…
— Ничего, расчистим. Проводи меня туда, я отнесу котел и натаскаю
воды.
Следующие две трети часа были для меня заполнены физической
работой. В баню нужно было натаскать не только воды, но и хвороста,
развести огонь, да заодно и минимально прибраться в самом помещении,
очистив пол от сажи и грязи. Но после целого дня, проведенного в седле,
как следует размяться было даже приятно. Наконец, когда вода в котле
достаточно нагрелась, я вернулся в кухню и с удовольствием человека,
честно заработавшего свой ужин, втянул ноздрями чудесный запах жареного
мяса.
— Скоро будет готово, — сообщила Эвьет.
— А ваша купальня уже готова, баронесса. Идите, пока вода не
остыла.
— Хорошо. Присмотришь тут за нашим ужином? Не сгорит?
— Ну, я же путешествую в такое время один, — напомнил я. — Значит,
кое-что смыслю в кулинарии.
В моих скитаниях мне и в самом деле далеко не всегда удавалось
прибегнуть к услугам повара, но, сказать по правде, я в таких случаях
больше полагался на свою непритязательность в еде, нежели на собственные
кулинарные таланты. Но уж вовремя снять жаркое с огня я, пожалуй, смогу.
— Соли нет, — продолжала напутствовать меня Эвелина, — сидеть, как
видишь, тоже не на чем. Я привыкла есть стоя, но если хочешь — на пол
садись…
— Разберусь… Эй, Эвьет! Ты ведь не собираешься снова напялить на
себя эти тряпки?
— Ммм… ну, я могу попробовать их выстирать… — произнесла она
неуверенно; очевидно, заниматься стиркой ей прежде не доводилось.
Баронессе это было не по чину, а лесной дикарке не требовалось.
— Брось, они годятся только на то, чтобы кинуть их в огонь.
— Но что же я надену? В волчьей шкуре летом слишком жарко.
— У меня есть запасная рубашка. Чистая. Тебе придется где-то по
колено. Не бальное платье, конечно, но на первое время сойдет. А там
купим тебе что-нибудь более подходящее.
— Между прочим, бальные платья — это ужасно неудобно, — просветила
меня юная баронесса. — Хуже них — только туфли на каблуках.
— Учту, — улыбнулся я. — Пока ты не унесла мыло, полей-ка мне на
руки… Это всегда следует делать перед едой, — наставительно заметил я,
тщательно намыливая ладони.
— Так мыла надолго не хватит, — хозяйственным тоном возразила
Эвелина. Увы, даже в баронских замках экономия нередко считается важнее
гигиены.
— Не хватит — можно сварить еще. Это куда лучше, чем маяться
животом.
— Сварить? А ты умеешь? — она поставила на место уже ненужный
кувшин.
— Да. Так что мойся и ничего не бойся.
— Убедил, — улыбнулась девочка и, прихватив мои дары — рубаху и
завернутый в холстину мокрый кусок мыла — чуть ли не вприпрыжку покинула
кухню. В другую руку, однако, она снова взяла арбалет, как видно, не
желая расставаться с оружием даже на время купания.
А может быть, все еще не доверяя мне до конца.
Я дождался, пока мясо как следует прожарится, и снял его с огня,
заодно выложив на стол и свои поистощившиеся за два дня припасы -
изрядно уже черствые полкраюхи хлеба и пучок лука. Эвьет все еще не
было, и я, разрезав зайца на две части, без церемоний приступил к своей
доле. Темнело. Кухню освещал лишь мерцающий огонь в очаге.
Я доел свой ужин и запил жареное мясо чистой водой. Иного
завершения трапезы я бы не желал, даже если бы в замке уцелел винный
погреб. Я не пью спиртного. Голова всегда должна оставаться ясной — это
первое правило моего учителя, а значит, и мое. Эвелины по-прежнему не
было, и я уже начал беспокоиться. Хотя и говорил себе, что с ней ничего
не может случиться, к тому же, даже появись из леса чужой человек или
зверь — она при оружии. Да и я бы в таком случае услышал ржание своего
коня — я уже имел возможность удостовериться, что он у меня в этом плане
не намного хуже сторожевой собаки.
И все же, хотя я ждал ее, она появилась неожиданно, словно
проступив из тьмы в пустом дверном проеме кухни. Босые ноги вообще не
производят много шума, а у Эвьет в ее охотничьих экспедициях
выработалась особенно неслышная походка — в чем я уже мог убедиться,
когда она застала меня врасплох в комнате с черепами. Арбалет она на сей
