Крысюк прочистил горло.
– Вас уже проинформировали, что Испытания подошли к концу. Как только ваша память будет восстановлена, я думаю, вы поверите мне, и тогда мы сможем двигаться дальше. Все вы получили сведения относительно Вспышки и цели, которую преследуют Испытания. Мы очень близко подошли к тому, чтобы завершить процесс картирования убойной зоны. Дальнейшие исследования, которые будут состоять в уточнениях и усовершенствованиях полученного материала, дадут лучшие результаты, если вы будете сотрудничать добровольно, с полным осознанием и неизменённым мозгом. Так что – поздравляю.
– Эх, надо бы мне залезть к тебе на кафедру да врезать так, чтобы твой долбаный нос влип в заднюю стенку твоего долбаного черепа, – сказал Минхо – на удивление спокойно, отчего его слова прозвучали ещё более угрожающе. – Меня уже тошнит от того, как ты выделываешься тут – словно всё клевяк, никто из нас не погиб… Тьфу, противно.
– И я бы с удовольствием полюбовался новым носом этого типа, – ощерился Ньют.
Его голос был полон такой ярости, что Томас даже вздрогнул. Через что в течение третьей фазы пришлось прийти обычно спокойному и выдержанному Ньюту, что он еле справляется с собой?
Крысюк закатил зенки и тяжко вздохнул.
– Во-первых, каждому из вас известно, каковы будут последствия, если вы попытаетесь причинить мне хоть малейший вред. Как уже было сказано – за каждым вашим шагом следят. Во-вторых, я сожалею о тех, кого вы потеряли; однако в конце концов вы поймёте, что утраты не были напрасны. Что до меня, то, похоже, как я ни стараюсь, до вас, мои дорогие друзья, не доходит, насколько высоки ставки в нашей игре. Речь идёт о выживании человеческой расы – никак не меньше.
Минхо набрал было в грудь воздуха, видимо, собираясь дать Крысюку достойный отпор, но сдержался и закрыл рот.
Томас подозревал, что каким бы искренним ни казался белоодеянный тип, наверняка все его уверения – только обманный трюк. Однако заедаться с Крысюком в данный момент не стоило – ни кулаками, ни словами. Самая важная вещь для них сейчас – это терпение, терпение и ещё раз терпение.
– Кончайте галдёж, – ровным тоном произнёс он. – Давайте выслушаем его.
Но не успел Крысюк раскрыть рот, как заговорил Котелок:
– А с какой стати мы должны верить, что вы… как оно называется… да, Барьер… Так вот – с чего это вам, после всего того, что вы с нами сотворили, удалять этот самый Барьер? Благодарю покорно, может, я не хочу его удалять? Провались это моё прошлое куда подальше, вот что!
– ПОРОК – это хорошо, – раздался вдруг голос Терезы – задумчивый, отстранённый, будто она говорила сама с собой.
– Что? – откликнулся Котелок.
Все повернулись и уставились на Терезу.
– ПОРОК – это хорошо, – повторила она чуть громче и, не вставая со стула, обернулась лицом к другим присутствующим. – Когда я очнулась от комы, то могла написать у себя на руке всё что угодно, но почему-то написала именно эти три слова. Всё думаю, думаю об этом… Должна же быть причина. Предлагаю заткнуть рты и делать так, как этот человек предлагает. Мы сможем понять происходящее, только если нам полностью восстановят память.
– Согласен! – выкрикнул Арис – гораздо громче, чем это было необходимо.
Аудитория взорвалась. Все бросились в споры; по большей части они шли между приютелями, ставшими на сторону Котелка, и членами группы Б, поддерживающими точку зрения Терезы. Томас сидел тихо и в споры не встревал. Хуже момента для выяснения отношений не придумаешь.
– Тихо! – взревел Крысюк и обрушил кулак на кафедру. Подождал, пока все не замолкли. – Никто не собирается упрекать вас за недоверие. Вы были вынуждены действовать на пределе ваших физических и духовных сил, вы видели смерть ваших друзей, пережили ужасы, которые едва можно вынести. Вы имеете право на недоверие. Но я обещаю вам: когда всё закончится, никто из вас не оглянётся назад…
– А что если нам этого не надо? – оборвал его Котелок. – Что если мы не хотим, чтобы наши воспоминания возвращались?
Томас взглянул на Котелка с облегчением. То, что сказал его товарищ, в точности соответствовало мыслям самого Томаса.
Крысюк вздохнул.
– Почему? Потому что тебе действительно неинтересно твоё прошлое или потому что вы не доверяете нам?
– Не доверяем? Ну что ты! – иронично отозвался Котелок. – Не могу представить себе, с какой стати нам не доверять вам?
– Вам не приходит в голову, что если бы в наши планы входило причинить вам вред, мы бы уже это сделали? – Оратор опустил взгляд на крышку кафедры, потом снова уставился на аудиторию. – Не хотите убирать Барьер – не надо. Стойте и смотрите, как это делают другие.
Реальный выбор или блеф? По тону Крысюка ничего толком сказать было нельзя. Впрочем, уже то, что он сказал это, вызывало удивление.
В помещении повисла тишина. Прежде чем кто-либо подал голос, Крысюк сошёл с подиума и направился к двери в задней стене аудитории. Дойдя до неё, он вновь обернулся к публике.
– Вам и в самом деле хочется провести остаток жизни в неведении о том, кто ваши родители, друзья, близкие? Неужели вы упустите шанс возродить в памяти два-три по-настоящему ценых момента вашей жизни до того, как начались Испытания? Если так, то милости прошу. Но вам, может статься, другого шанса и не представится…
Томас тщательно взвешивал своё решение. Конечно, ему хотелось вспомнить своих родных – он думал о них так часто, так много… Но он хорошо знал, чего можно ожидать от ПОРОКа. Ещё раз на те же грабли он не наступит. Будет драться когтями и зубами, но не позволит этим людям опять шалить с его мозгом. Как же, так он и поверил, что теперь они восстановят его истинные воспоминания! Они же могут впаять ему любые, по своему выбору!
Было и ещё кое-что, волновавшее его не меньше – та мысль, что вспыхнула в его мозгу, когда Крысюк в первый раз упомянул об удалении Барьера. Мало того, что Томас не желал безропотно принимать всё, что ПОРОК постарается выдать за его подлинные воспоминания. Нет – юноша был напуган другим соображением: если все утверждения этих людей насчёт его собственного вклада в планы ПОРОКа – правда, то ему таких воспоминаний и даром не надо. Он не мог ни понять, ни принять того человека, которым, по словам ПОРОКа, он когда-то был. Ещё больше – он ненавидел прежнего Томаса.
Как только Томас увидел, что Крысюк открыл дверь и исчез из аудитории, он низко наклонился к Ньюту и Минхо – так, чтобы больше никто не услышал – и прошептал:
– Мы не должны этого делать! Ни за что и никогда!
Минхо сжал плечо Томаса:
– Аминь. Даже если бы я доверял этим шенкам, на кой мне эти воспоминания? Глянь только, что они сделали с Беном и Алби.
