Анна Нортумберлендская спрашивала, а Мария Майская отвечала. Пламя разгоралось, поднимаясь все выше и выше к небесам, оно становилось похожим на гигантский цветок, от которого во все стороны разлетались искорки-лепестки. Анна завороженно смотрела, как из самой середины огненной розы вырастала фигура девы Марии, окутанная дымом. Дева словно не ощущала нестерпимого жара, ее лицо оставалось спокойным.
Облако дыма, окутывавшее Деву Марию, исчезло в пламени подобно платью ведьмы, сжигаемой на костре. Как ведьма, совершенна нагая, она закружилась в танце, языки пламени лизали ей ступни, не осмеливаясь опалить. Поманив к себе Анну, она запела:
С веселою толпою
К Матери входишь ты.
Тихой росою
Май окропил цветы.
«Анна, иди сюда, возгласи имя мое, я — огонь. Ты щепка для моего костра».
Медленно поднявшись с колен, Анна сделала шаг к костру и тут же была отброшена палящим дыханием огня.
Неужели Мария хочет, чтобы она сгорела заживо? Анна не могла поверить в такую жестокость. Дышать становилось все труднее.
— Смилуйся, я ведь всего лишь из бренной плоти и не могу прийти к Тебе сквозь огонь и боль.
Пламенная Дева ни на секунду не прекращала свой танец-вихрь. Она пела, в голосе радость мешалась с печалью.
«Ты — трут, ты — дерево сухое для моего огня. Приди скорей, признай меня».
— Мария...
Анна лежала, распростертая на земле. У нее не было сил подняться навстречу жару. По спине струился пот. Искры опаляли платье, волосы, ресницы. Пламенная Дева таяла в огненных языках. Ее пение заглушали порывы ночного ветра.
«Не отвергай меня, не спорь с огнем».
Внезапно раздались испуганные крики, застучали подковы...
Анна резко обернулась... и ничего не увидела, ослепленная ярким пламенем костра. Горцы в суматохе разбегались в разные стороны.
Трезвые хватали тех, кто уже не держался на ногах, и спешили прочь от огня. Мимо Анны торопливо проковыляла какая-то старуха, истошно вопя: «Керры! Керры!»
Выяснять, действительно ли Керры, лорд Сассекский или Четыре Всадника Апокалипсиса настигли их в ночи, времени не было. Главное — успеть вовремя скрыться. Она проворно вскочила и пустилась догонять мчащихся, что было сил, горцев. Это было нелегко, у беглецов словно выросли крылья. Анну охватило отчаяние. В темноте она споткнулась и упала, зарывшись лицом в мягкий мох. Торопливые шаги постепенно стихали в лесной глуши, среди черных стволов деревьев. Анна сползла в овраг, цепляясь руками за каменистый склон. Она сильно поранила плечо, все тело болело от ушибов.
Земля содрогалась под копытами лошадей, подгоняемых разгоряченными всадниками. Анна затаила дыхание. Ночь превратилась в Хаос. Лошадь перескочила через овраг, осыпав Анну комьями грязи и камушками, на мгновение заслонив звезды. Лошадь, скакавшая следом, со всего маху споткнулась и скатилась в овраг. В двух шагах от Анны кто-то выругался по-шотландски. Шумно отфыркиваясь, лошадь выбралась наверх, и исчезла, оставив за собой облако пыли.
Все смолкло, и от этого Анне стало страшно. Она лежала на земле, поглаживая ноющее плечо и чутко прислушивалась. До нее не доносилось ни звука, только далекие холодные звезды равнодушно взирали на нее из черноты неба. Опасаясь, что всадники вернутся, Анна решила поискать укрытие. Продираясь сквозь колючие сучья и ветки, она услышала шорох позади.
Графиня похолодела от страха. Она была уверена, что звук ей не померещился. Шаги показались ей мягче и тише конских. По лощине осторожно пробирался какой-то зверь. Анна приникла к земле и робко оглянулась через плечо. Из темноты появился огромный волк, по-собачьи свесив язык. Из его пасти вырывалось тяжелое дыхание. Темные очертания гибкого звериного тела выступили из глубокой тени. Низко пригнув морду к земле, волк медленно, молча приближался. Глаза и зубы посверкивали в ярком свете луны.
Огромное лесное чудовище, черное, как смертный грех, шло прямо на нее. Облизнув пересохшие губы, Анна выдавила из себя:
— Это ты, Джок? Скажи, что это ты.
Молчание. Анна оцепенело смотрела, как волк мягко, словно не желая испугать, подошел к ней и, прихватив зубами за руку, потянул за собой.
— Джок, я же взрослая женщина, а не волчонок, и вполне могу идти сама, так что не стоит кусаться, — насмешливо сказала Анна.
Слегка мотнув головой, волк отпустил ее и затрусил обратно. Анна двинулась следом, обдирая колени и стараясь не отставать.
Слабый ветерок донес лошадиный запах. Анна в нерешительности остановилась. Волк, привстав на задние лапы, начал расти и через несколько секунд превратился в человека. Перед Анной, пьяно ухмыляясь, стоял Джок в одной лишь куртке из волчьего меха. Не желая стоять на коленях перед полуголым мужиком, Анна поднялась на ноги. Поблизости мирно паслись две лошади, возле них виднелось какое-то светлое пятно. Элисон. Девушка безмятежно спала, свернувшись калачиком и подложив ладошку под щеку. Другая рука прикрывала разодранное на груди платье.
— Она ранена? — От гнева голос Анны прозвучал резче и громче, чем обычно. Она приподняла сонную девушку за плечи, голова Элисон, качнувшись, перекатилась Анне на грудь. Сомкнутые ресницы Элисон казались шелковистыми, как у ребенка.
— Нет, она просто спит. Танцы, вино, эта ночь — слишком много для нее. Когда девушку вот так сморит сон — до утра не добудишься. Спящая, она в объятиях Матери, под ее покровительством.
— Верно, немало девушек отправил ты в ее объятия?
— Это не первая Майская ночь в моей жизни. — Джок хрипловато рассмеялся, вскочил в седло и наклонился, протянув руки к Элисон. Девушка сладко спала, угнездившись на коленях у Анны, и той очень не хотелось передавать ее Джоку. Анна с трудом поднялась на ноги, но дальше нести крепкую, отяжелевшую от сна служанку оказалась не в силах. С Элисон на руках ей было не сесть в седло, поэтому Анна передала теплую свою ношу Джоку.
Сев верхом, Анна прошептала:
— Где ты раздобыл лошадей? — Низкорослый пони под ней оказался на удивление резвым. Анна крепко ухватилась за поводья, сжала ногами бока лошади.
— Ну, я... в общем, я их одолжил. Трудно найти что-нибудь подходящее, когда так темно, что хоть глаз выколи. Да и деревьев поблизости нет, одни болота. Пришлось потрудиться, — похвастался Джок. — Джедбургские парни наши места плохо знают. Они еще не скоро отсюда выберутся. И поделом. Раз не смогли уследить за лошадьми, пусть плетутся пешком.
Джок придерживался расхожего в здешних местах мнения, что человек не имеет права считать животных своей собственностью, раз не он их создал. Точно так же не он сотворил поля, на которых пасутся эти божьи твари. Люди смертны, к тому же Господь велел делиться. Джок терпеливо объяснял Анне эти простые истины, как малому ребенку.
