- Я думаю, вы захотите узнать, - сказал он. - С мальчиком все в порядке. Возможно, он будет прихрамывать, сказал нам доктор, но опасности нет.
Мартин кивнул.
- Я благодарю Господа за это.
- Вы выронили это у дома, - сказал Роберт, протягивая бумажник. - Я заглянул внутрь.
- И?
- Я узнал о вас интересные вещи, - сказал Роберт просто. Водительское удостоверение, деньги... - Он помолчал. - Похоже, что вы действительно Мартин Слоун. Вам тридцать шесть. Вы живете в Нью-Йорке. Затем с вопросительными интонациями в голосе: - Так написано в вашем водительском удостоверении, действительном до 1960 года. Этот год наступит через двадцать пять лет. Даты выпуска на деньгах... на монетах... Эти даты еще не наступили.
Мартин глянул отцу в лицо.
- Теперь ты знаешь, верно?
Роберт кивнул.
- Да, я знаю. Я знаю, кто ты, и знаю, что ты проделал длинный путь. Длинный путь... и долгий. Я знаю, зачем и как. А ты?
Мартин покачал головой.
- Но ты должен знать другое, Мартин. То, что случится.
- Да, я это знаю.
- И ты знаешь, когда мы с твоей матерью... когда нас...
Мартин прошептал:
- Да, и это я знаю тоже.
Роберт вынул трубку изо рта и долго и пристально поглядел на Мартина.
- Так не говори этого мне. Я предпочитаю не знать. Это часть загадки, которую задает нам жизнь. Я думаю, это всегда должно оставаться загадкой. Минутная пауза. Потом: - Мартин?
- Да, папа?
Роберт положил руку Мартину на плечо.
- Ты должен уйти отсюда. Тебе нет здесь места. Ты понимаешь?
Мартин кивнул и тихо ответил:
- Я это вижу. Хотя не знаю почему. Почему я не могу остаться?
Роберт улыбнулся.
- Я полагаю, потому, что у нас лишь один шанс, Мартин. Каждому - свое лето. - Голос его был теперь глубок и полон сочувствия. - Маленький мальчик... тот, которого я знаю, тот, чье место здесь по праву. Это его лето, Мартин. Точно так же, как оно было твоим когда-то. - Он покачал головой. - Не заставляй его делиться с тобой.
Мартин поднялся и поглядел в темнеющий парк.
- Там, откуда ты... Там все так плохо? - спросил Роберт.
- Я думаю так, - ответил Мартин. - Я устал от этой гонки, папа. Я был слаб, но верил, что силен. Я был до смерти напуган... но строил из себя сильного человека. И вдруг я выдохся. Я так устал, пап. Я так устал от этого бега. И однажды... я понял, что должен вернуться. Я должен вернуться, прокатиться на карусели, послушать духовой оркестр, погрызть леденцов. Я должен постоять, перевести дыхание, закрыть глаза, вдыхать и слушать.
- Я думаю, мы все того хотим, - мягко сказал Роберт. - Но, Мартин, когда ты вернешься назад, может быть, ты увидишь, что и там есть карусели, духовые оркестры и летние ночи. Может, ты просте не туда смотрел? Ты не должен глядеть назад, Мартин. Попробуй глядеть вперед.
Он замолчал. Мартин посмотрел на отца. Он чувствовал любовь к нему, безграничную нежность и единение, более глубокое, нежели единение плоти.
- Может быть, папа, - сказал он. - Может быть. Пока, папа.
Роберт сделал несколько шагов прочь, остановился, постоял немного и повернулся к Мартину.
- Пока... сынок, - сказал он.
Немного погодя он исчез в темноте. Позади Мартина пришла в движение карусель. Не было огней, не было шума, только призрачные фигурки лошадок бежали по кругу. Мартин шагнул на вращающийся круг, поближе к тихому табунку деревянных жеребят с рисоваными глазами, бегущих по кругу в ночи. Карусель сделала полный круг настала останавливаться. На ней никого не было. Мартин Слоун исчез.
Мартин Слоун вошел в аптеку. Это была та самая, которую он помнил мальчишкой, но кроме общей планировки помещения и лесенки, ведущей в контору с крохотного балкончика, она ничем не напоминала место, которое он помнил. Она была светлой, с рядами люминесцентных ламп, с грохочущим блестящим музыкальным автоматом, новехоньким сатуратором, сверкающим хромом. Аптека была полна студентов. Некоторые танцевали, некоторые пили пиво из больших кружек, собравшись в углу у окна. Работал кондиционер, и было довольно прохладно. Мартин прошел сквозь сигаретный дым, сквозь рев рок-н-ролла и смех студентов. Его глаза шарили по сторонам, пытаясь отыскать хоть что-то знакомое. Молодой продавец улыбнулся ему.
- Хай, - сказал он.- Что-нибудь надо?
Мартин уселся на хромированный стул, обтянутый кожей.
- Может, шоколадной газировки? - попросил он парнишку у фонтанчика. Мороженого - три ложки.
- Три ложки? - повторил продавец. - Конечно, я могу положить вам три ложки. Но это будет дороже. Тридцать пять центов. О'кей?
Мартин грустновато улыбнулся.
- Значит, тридцать пять центов? - Его глаза снова обежали помещение. Вы что-нибудь знаете о старом мистере Уилсоне? - спросил он. - Когда-то он владел этой аптекой.
- О, он умер, - ответил продавец. - Давным-давно. Лет пятнадцать, а то и двадцать. Какого мороженого положить? Шоколадного? Ванильного?
Мартин не слышал его.
- Ванильного? - повторил продавец.
- Знаете, я передумал, - сказал Мартин. - Пожалуй, я обойдусь газировкой. - Он стал вставать и покачнулся. Правая нога опять подвела его. - Эти стулья не годятся для калек, - сказал он с грустной усмешкой.
Продавец с интересом взглянул на него.
- Пожалуй. Это вас на войне?
- Что?
- Ваша нога. Это на войне?
- Нет, - ответил Мартин задумчиво. - Когда-то, еще мальчишкой, я упал с карусели. Странный это был случай.
Продавец прищелкнул пальцами.
- Карусель! Слушайте, а я ведь помню карусель! Ее сломали всего несколько лет назад. А жаль. - Он с симпатией улыбнулся Мартину. - Слегка опоздали, а?
- Что? - спросил Мартин.
- Я говорю, слегка опоздали?
Мартин долгим взглядом обвел аптеку.
- Да, - тихо сказал он. - И очень.
Он вышел в жаркий летний день. Жаркий летний день, который в календаре значился как 26 июня 1959 года. Он прошел по центральной улице и вышел за город, держа путь к заправке, где оставил машину, чтобы в ней сменили масло и подтянули все гайки. Так давно это было. Он шел медленно, чуть приволакивая правую ногу, по пыльной обочине скоростного шоссе.
На заправке он заплатил парнишке, сел в машину, развернулся и покатил в сторону Нью-Йорка. Лишь мельком оглянулся он на табличку "Хоумвуд, 1,5 мили". Надпись лгала. Он точно знал это. Хоумвуд был дальше. Много дальше.
Высокий человек в костюме от "Брукс Бразерс", сидящий в красном "мерседесе", крепко сжимая баранку, медленно ехал на юг, к Нью-Йорку. Он не знал толком, что ждет его в конце пути. Но точно знал, что открыл нечто для себя. Хоумвуд. Хоумвуд, штат НьюЙорк. До него нельзя дойти пешком.
