Алле так понравилось украшение, что она с ним больше не расставалась. Артист же как в воду канул. Ни слуху, ни духу от него не было. Но Алле было всё равно. Сердце её не было занято никем.
В том же году Алочку-скрипачку сбила машина. Это был «Москвич-412» чёрного цвета. За рулём сидела жена Артёма, Алла. Хоронили известную скрипачку торжественно. С речью выступали музыканты и деятели культуры. Играл городской оркестр, и было море живых цветов. В основном, как она и любила, алые розы… Через три месяца состоялся суд. Аллу, вдову Артёма, признали виновной. Приговор оказался суров: 3 года колонии строго режима… Из тюрьмы Алла вышла другим человеком: она была больна туберкулёзом и душевно сломлена. Пробегав со справкой об освобождении в поисках работы, Алла вдруг поняла, что это бесполезно. С горя она впервые напилась. А затем понеслось само собой. Единственное, чего она боялась – как бы не пропало то золотое украшение, необычным образом оказавшееся у неё. Она сохранила вещицу, успев спрятать перед отсидкой в надёжном месте. То был склеп мужа. Алле временами слышались слова о том, чтобы она ничего не боялась. Теперь в алкогольном бреду ей уже чудилось, что их говорил Артём. И звал за собой… Однажды Алле на глаза попалась бутылка по бросовой цене. Где– то краем сознания она понимала, что водка, вероятнее всего, «палёная». Но мозг спивающегося человека работает по-иному. И она купила бодяру за грош. Аллу обнаружили в комнате чуть живой соседи-выпивохи. Заподозрив неладное ещё вечером, войти они решились лишь под утро. «Скорая» увезла молодую женщину в ту больницу, где не так давно она работала. В морге при осмотре и вскрытии тела констатировали смерть от отравления спиртным. На руки выдали справку тем, кто за ней пришёл. В казённой бумажке бросались в глаза две даты 1958–1982. Хоронили Аллу за счёт городских служб, поставив деревянный крест на земляной холмик. Денег на цветы не полагалось. Но кто-то из сердобольных старушек, которые всегда найдутся по такому случаю, увидев даты, смущённо покачав головой, положил два невзрачных цветочка на надгробие. Неподалёку находилась могила Артёма. Она была ухожена, а на холодном обелиске чётко проступал его портрет. Волевой подбородок, короткая стрижка и усталый взгляд. Букет живых цветов, аккуратно возложенный чьей-то заботливой рукой на могилу, дополнял картину общей беды. То было кладбище для военных.
– Как похож, словно живой, – проговорил Матвей, утирая невольно проступившую скупую слезу. – Ты ж, сынок, рисовать любил, а я тебя в самбо. Портрет на памятнике из твоего альбома взят. Прости, если что не так было, Каляка-Маляка.
Дрожащей от волнения рукой, Матвей прикоснулся к лику на надгробии.
И тут из-под обелиска что-то блеснуло.
Август 2012, г. ЧереповецПрыжок был потрясающий – я парила как сказочная птица, возникшая из неизвестности, перед лобовым стеклом электропоезда. Я хотела этого театрального эффекта, как штриха мозаики в калейдоскопе впечатлений, для того, чтобы наполнить свой мир мелочами, каждая из которых, рисуя единую картину, была бы яркой и незабываемой. Но где же моя голова? Ощущение не из приятных: голова отделилась от моего тела и куда-то отлетела, а вместе с ней и умение здраво мыслить, хотя в этой своей способности я сомневалась всегда. И ещё я ощущаю, как жутко мне мала эта новенькая шляпка, которую я купила два дня назад в ГУМе. Но, если бы я купила её на размер больше, она могла бы слететь с моей головы при моем великолепном прыжке, и мой тщательный подбор костюма от нижнего белья до шляпки – всё в тон, всё в гармонии, мог кардинально нарушиться. И это бы меня очень расстроило. Так как, если вдруг я потеряю своё мироощущение, а мне придётся лежать обнаженной, и я уже не смогу на себе ничего поправить, тогда вот шляпка и будет тем акцентом, по которому можно делать заключение о том, какая женщина перед вами, а при наличии шляпки даже допустимо отсутствие нижнего белья. Она одна может указать на вкус, благородство и интеллект любой незнакомки. И еще тот факт, что я ощущаю эти обволакивающие тиски моей шляпки, подтверждают интересную теорию о том, что можно ощущать часть себя и на расстоянии, будь то палец, нога или даже голова. По тоннелю промчался поезд – как интересно, от головы идет импульс: я получила его с гримасой отвращения на моем лице от смрада грязных носков, наверно, голова лежит очень близко к платформе, так как коэффициент моего рвотного рефлекса очень велик.
И, несмотря на то, что я определённо скучаю по своей пропавшей голове, я ей благодарна за то, что сейчас она от меня еще достаточно далеко: платье, в случае естественной реакции головы на гнусные запахи, останется чистым. Аромат духов Шанель Шанс, пришедший от девушки, простучавшей каблучками по платформе, щедро окутал мою голову и шляпку романтичным эфирным облаком и на некоторое время подарил иллюзию торжества благородного благоухания.
Оказывается, я здесь не одна – нога упирается в чьё-то тело. Мои руки через кружевные перчатки ощущают мужские бицепсы. Интересно, он давно здесь, только бы не заметил, что я сейчас не совсем в форме, может, ему отнюдь не симпатичны женщины без головы. Может, он спит, ведь обидно – вовсе не реагирует на моё присутствие, даже глаза не открыл хотя бы из любопытства. Я поняла, боится, наверное, что попрошу помощи, так нет же, дудки. У меня правда была к нему одна просьба, но раз он такой бука, я и сама справлюсь – я найду свою голову. И я не ошибусь, так как только моя голова ценит и умеет носить так органично дополняющую её шляпку, а потом можешь меня умолять на коленях, я не позволю тебе приблизиться ко мне даже на расстояние вытянутой руки.
Эти крысы, снующие вдоль моего тела, как они меня раздражают. Но не хотят же они меня съесть, в самом деле. Что за неразборчивое чревоугодие! Никакой эстетики. Ладно, главное, я уверена, что моя голова цела и не разбилась ни обо что твердое на этих рельсах или шпалах, иначе, наверное, я не так ощущала бы размер моей шляпки.
Если эта тварь справа – жирная крыса откусит мне палец, пропадет вся красота, которой я добивалась во всем, бегая по магазинам, подбирая свой умопомрачительный наряд. Кружевные перчатки на руках меня не спасут. Если бы я знала, то захватила бы крысиного яду в театральной сумочке. Боже мой, кто это такой огромный – его шаги отдаются во всем моем теле. О нет, крысы не бывают таких размеров, даже любой диггер это подтвердит. Где же моя голова? С её помощью я могла бы лучше его рассмотреть. Лёгкая, приятная музыка полилась неведомо откуда.
