Отстранив брата, Фед поднял ящик, смахнул с него пыль рукавом и понес наверх, в дом. В детской поставил на пол, сел напротив, задумчиво поскреб в затылке.
— Тимка, дай-ка сюда инструкцию. Смотри… вот! Активировать раз в неделю. Чем эту фигню активируют, кнопка где? Вода нужна? Тащи воду и корм тоже тащи. Сюда засыпать? Вот, сейчас чертов ящик откроет ротик и сделает «ам». Я кому сказал — откроет ротик?!!
Рассвирепевший Фед стукнул по плексигласу кулаком, зафиксировал пальцем панельку, влил в отверстие воду, сыпанул солей. Потом отвернулся к мультифону — кто-то мигал, требуя немедленно поговорить. Понемногу успокаиваясь, Тим лег на пол, положил голову на руки и стал наблюдать. Он задремал ненадолго, устав от слез и переживаний. А когда снова открыл глаза — планета светилась ровно, уже набрав обороты. Словно ничего и не произошло.
— Глянь, заработало? А ты боялся, брательник! Разнюнился вместо того, чтобы воевать. Понял, зачем нужны старшие братья?
— Нет.
— Давать умные советы! Заруби себе на носу — любую фигню можно исправить, если делать, а не расползаться дерьмом по стеночке. Ботаник ты у меня. Ничего, подрастешь — поумнеешь. Драться тебя поучить, что ли?
Ухмыляющийся Фед взъерошил Тиму волосы — все-таки он любил брата.
— Покажешь игрушку?
Тим проворно подхватил бокс.
— Нет. Это тайна.
— Тайна так тайна, — добродушно согласился Фед. — Вдруг у тебя там картинки с голыми бабами спрятаны, а брательник? Да не дуйся так, шучу!
Под хихиканье брата Тим поднял бокс к себе, на второй ярус. Включать обзор не хотелось, но мальчик заставил себя. Увиденное ужаснуло его. Вымершие леса, груды рыбьих скелетов и черепашьих панцирей на берегах островов Земноводных, дохлые пауки и прочая мерзость. Нет, планета не умерла — кое-где сохранилась чахлая зелень, ползали ящерицы, в морях по-прежнему плавали прозрачные медузы и создания, похожие на акул. Кнопка «Дождь»!!!
Запоздай помощь еще на день или два — не осталось бы ничего живого. Вспомни он о Вьюге днем раньше — часть погибших удалось бы спасти. От его, Тима, воли, капризов, забывчивости, детских выходок зависела судьба целой планеты, любая мелочь приводила к большим несчастьям. А ведь он еще маленький и не может отвечать даже за себя — иначе бы уже сидел в лунном лайнере, считая часы до встречи. Что же нам делать, Вьюга?
Шмыгнув носом в последний раз, Тим обнял прохладный куб, прижался ладонями и щекой к плексигласу — прости меня, прости, пожалуйста. Показалось, что внутри бьется большое живое сердце, слишком большое и настоящее для дурацкой коробки, что стены готовы лопнуть. А Фед говорил — игрушка… «Я — Багира, пантера, а не игрушка человека». Тиму вспомнилась старинная детская книжка, он глубоко вздохнул — и понял, что знает выход.
Когда родители вернулись с работы, Тим начал с того, что попросил у мамы прощения — отдельно за то, что назвал ее площадным словом и отдельно — за вытащенный без спросу планет-бокс. Он объяснил, что хотел подарить дорогую игрушку девочке, с которой познакомился в лагере, и страшно расстроился, что не сможет выполнить обещание. Ушлый Фед, конечно, заметил скрещенные за спиной пальцы Тима, но встревать в разговор не стал. А мама растрогалась до слез. Она долго обнимала сыночка, гладила по упрямой взлохмаченной голове и говорила, что ни капельки не огорчилась. Надо только познакомиться с папой и мамой девочки… но если у них есть работа на лунной базе и средства на детский лагерь под Ялтой, наверняка они достойные люди.
В отцовский кабинет он стукнулся поздно вечером. Угрюмый отец сидел за буком, на стене, как всегда, мерцала звездная карта. От покаянных слов сына у папы сделалось такое виноватое лицо, что Тиму стало стыдно. Слушая витиеватые оправдания, мальчик пообещал себе обязательно рассказать родителям правду. Потом. Когда все закончится.
— Па… у Ариадны скоро день рождения. Можно мне слетать на Луну?
— По-моему, кто-то позавчера вернулся из Крыма. И на Новый год получил подарок в половину моей зарплаты. Не смотри на меня сиротливым воробушком, хорошо? Билет до Лунаграда я позволить себе не мо-гу! Позвони ей, поздравь, открытку пошли. Есть же бук, мультифон.
— Есть, — уныло согласился Тим, — а толку?..
— Ты вообще не спросил — согласимся ли мы сделать девочке такой дорогой подарок? Разрешат ли ее родители? — раскрасневшийся папа отер со лба пот.
— Разрешат, — робко улыбнулся Тим. — Когда ты был вторым пилотом, ты же подарил маме колечко с лунным камнем, и бабуля ничего не сказала.
— Что-то ты темнишь, приятель, — с сомнением произнес папа. — День рождения я найду на страничке, и с ним ты, скорее всего, врешь. Планет-бук можно отправить почтой, и за неделю посылка до Луны доберется. Но тебе ведь нужно полететь самому?
Тим потупился.
— Настолько нужно, что ты выдумаешь любую чушь, лишь бы встретиться со своей Ариадной. Или решил поиграть в Тома Сойера и сбежать на лунные шахты?
— Ну уж нет! Па, ты представляешь себе меня — в шахте?!
— Не представляю, ты и уборщика запрограммировать не сумеешь. — Папа наклонился и пристально посмотрел Тиму в глаза. — Так что ты скрываешь?
— Все равно не скажу, па.
— Ох уж эти влюбленные. Ладно-ладно. Погодь!
Достав мультифон, папа с минуту водил пальцем по списку, о чем-то думая. Потом решительно ткнул в нужный номер.
— Салют, Бернардыч! Говорить можешь? Да ничего серьезного. Как твои, что с «Викторией»? Подлатали? Слушай, такое дело. Твой грузовичок до Лунаграда летает? До моря Бурь, значит. А оттуда на катере сколько? Сделай доброе дело, по гроб жизни буду обязан. Прихвати моего пацана на Луну. Любовь у него, понимаешь.
Выдержать бой с мамой оказалось неожиданно просто. Для порядка она, конечно, поохала, попереживала немного, но возражать не стала. Даже выбрала в Паутине прелестный кулон с переливчато-розовым ариаднитом с Венеры. И настояла на пирожках в дорогу.
На борт «грузовичка», оказавшегося огромным космическим транспортом, Тима вместе с планетой доставили в ящике из-под бананов — совсем как в книжках. Папа с Бернардычем, он же капитан Марк Бернардович Винтерхальтер, почему-то долго смеялись, упаковывая мальчишку вместе с подарком в контейнер. Экипаж корабля без особого интереса отнесся к новому пассажиру — у второго пилота была мигрень, суперкарго проигрался на бирже и оглашал каюту беспрестанными жалобами, а робототехник вдохновенно учил уборщиков, жалобно мигающих лампочками, танцевать вальс. Тим услышал: «Хорошо, не ночная бабочка» — и мельком удивился: зачем на корабле бабочки? Потом его усадили в кресло и пристегнули ремни. Экипаж тоже занял свои места, перебрасываясь шуточками и незлой бранью.
