мне долго придется заниматься ремонтом… А я… Но женщина не дала мне закончить речь. Утюг был горячий, а сковорода оказалась тяжёлая… Теперь я без головы…
— Она что же и скорую помощь тебе не вызвала?
— Я же робот, космический. Объясняю вам…
— Хороший мужик, видать, но сильно ударенный. Женщина — это такой инструмент!
— С утюгом или сковородкой — бомба!
— Мне контакт нужен, — сказал Финк обреченно, — с женщиной.
— Он на что намекает, Беня?
— Пойдем от греха. Прости, друг. Не по пути нам.
— Контакт тебе в лоб…
Оба поднялись и ушли. Финк остался один под соснами. Звёзд не было видно, половина неба поблекла, связь с Центром пропала. Стал накрапывать дождь. Надо было искать убежище. Где-то рядом, как пластинка, крутился голос:
— Люди! Мужика не видели? — Без головы? — Я тебя про голову спрашиваю? Мужика не видел? — Где я тебе… Они все теперь безголовые… Весна! Был один. Говорил — из Космоса. — Да хоть из Америки, лишь бы не гей… — Гей отсюда! Накаркаешь… — Мальчики, мужика не видели? — Мы не мальчики, тетка, мы опять девочки. — Что же вы, девочки? Грех вам… — Жить хочется, тетенька. А не с кем… — Перевелись мужики, прости господи… — Она пошла дальше, бормоча под нос: «Я же просила тебя. Я простила тебя. Пельмени в холодильнике лежат, как ты любишь… Самогоночка есть, вместе и выпьем…»
Деревянный звездолёт
Дождь усиливался. Финк увидел приоткрытую дверь и проскользнул внутрь. Было темно и, судя по зазвеневшим бутылкам, здесь хранили винную тару. Сладковатый аромат медленно погружал загнанное обстоятельствами тело в сон фантазий.
Финк устало опустился на пластмассовый ящик. Сумку с запчастями поставил рядом. Расслабился как человек.
Прошло минут пять-десять. Снаружи послышались быстрые шаги и крики: «Вот она! Не уйдет… Как мышку её! Как мышку… Загоняй куколку!» Рефлексы Робота отработали внутреннюю команду: «Встань! Оцени обстановку… Трое парней за девчонкой гонятся…».
Финк вспомнил пляж и маленькую принцессу на фото — девочка наклонилась к букету цветов, нюхает или пьёт аромат, как бабочка…
Робот превратился в мужика с хрипловатым голосом и пиджаком над головой:
— Ребята, стойте!
— Тебе чего? Хочешь проблем?
— Девочку не трогайте…
— Мы сейчас и тебя рядом с ней уроем!
— Мужчины так себя не ведут: бить девочку, нападать трое на одного…
— Учить будешь? Ты с какой звезды к нам свалился?
— Женщину бить нельзя, обиженного надо защищать, трое на одного — это не честно, запрещено Правилами…
— А мы их купили: правила, женщину и этот вечер. Проси прощения, дядя! Вали на колени! У нас свое правило-правило, — нож приставили к животу, остро…
Финк торопил Вселенную: «Центр!.. Центр! Ответь Финку! Что я должен делать? Я ведь не имею права вмешиваться? Разве роботы могут быть против людей? Разве человек способен бить женщину? Разве люди не ценят жизнь! Что они берегут? Может, это не люди?.. Я робот… Я не могу мешать человеку… Я должен защищать человека! От кого? Алло-а, Центр!».
Вселенная молчала.
Финк встал и ударил… Двое побежали в обратную сторону, один остался лежать, девчонка в коротенькой белой юбке и кожаной курточке запуганно дрожала и рыдала в объятиях безголового и мешала ему оценить обстановку. Отсутствие головы включило Программу естественных реакций. Программа подстроилась под голос суетливой тетки, откуда ни возьмись появившейся:
— За мной бегите! Оставаться нельзя. За мной! — Она подхватила за руку девчонку. Скомандовала Финку: «Чего замер как памятник! Слышишь — полиция рядом?!»
Финк услышал свистки, визг тормозов и топот по тротуару.
— Беги за нами!
И он побежал за женщиной и девчонкой. «Почему мы должны убегать?» — спрашивал Финк у Центра. Часточасто гудели гудки: занято… занято…
Финк крикнул женщине:
— Почему убегаем?
Она рассмеялась:
— Потому что этот город достался уродам.
— Как достался?
— Одни продали, а другие купили.
— А полиция?
— Полицию тоже продали…
— Полиция должна защищать людей…
— Она давно забыла, кому должна…
— А мы?
— Кто нас спрашивает? Мужичо-ок! Топай чаще, пиджачо-ок!
Женщина была местная, шустрая и бывалая. Девчонка в юбке от свиста полиции и голоса в микрофон: «Немедленно остановиться!» — рванула в сторону, будто испугалась ещё больше, выскочила на узенькую улицу с разворачивающимся такси. Секунда! Впрыгнула внутрь машины, хлопнув дверью и крикнув водителю: «Жми!» Жёлтый зверь с шашечками испарился, как истребитель на взлёте.
Финк плохо соображал, топал за женщиной, которая крепко держала его за руку. Дома раздвинулись, пропустив меж собой заборы и деревья за ними. Город отступил. Женщина остановилась, тяжело дыша. Повернулась, устало наваливаясь на мужчину, забарабанила по его груди: «Что вы с нами сделали? Что вы сделали с нами, мужики… Мать моя, родимая… Эх! Предали-продали. Предали и продали…» Она, вдруг, заплакала. Рефлексы Финка не понимали её и не знали, что делать. Руки его помахали в воздухе, как воздушные шарики на ниточках клоуна, и стали гладить женские плечи.
Рассвет. Радуга парила над лугом. Белый щенок и жеребёнок бегали кругами, словно хотели поймать свечение воздуха. Не успели — оно испарилось в рефракциях солнца. День оброс звуками, словно листья зашелестели, а щенок залаял. В заборах заскрипели калитки. Финк вспомнил цвета радужных спектров и повторял вслух:
— Красный, оранжевый, жёлтый…
Женщина подняла голову и улыбнулась, совпав с ним какими-то воспоминаниями:
— Как однажды жак-звонарь голубой стащил фонарь… Может, мы с тобой одноклассники?
— Кто это — одноклассники?
— У которых есть прошлое.
— У нас с тобой есть прошлое?
Она ответила быстро, будто не знала других ответов:
— Прошлое — предали. Будущее — распродали. — Вытерла лицо белым платочком с сиреневым кружевом. Улыбнулась. Заключила устало, — день начался. Солнце…
— Прошлое нельзя предавать, а будущее — не продается, — ответил Финк.
— Предается и продается…
— Людей продавать нельзя. Правила жизни Вселенной.
— Ты дурак? Или, точно, с какой-то звезды свалился? Поверь мне: людей, шум прибоя, энергию Солнца и запахи моря — всё продают.
— Море? Не верю. Я не верю тебе!
— Тебе сколько лет?
— Не знаю. Может быть, тысяча…
Она вдруг расслабилась и потянулась руками вверх, к небу:
— И мне сейчас — тысяча. Так я устала… Пойдём ко мне? Лицо у тебя доброе. А я тебя целовать буду. — Повернулась к нему, но он не понимал, чего она хочет. Она стушевалась. — Прости. Я так давно не целовала никого. Соскучилась.
— Что такое целовала? Я голову в сарае забыл…
— Очнись!
Финк и женщина
Финк очнулся. Увидел кусочек улицы. Там шаркали чьи-то ноги, шепелявили голоса, проехал велосипедист без головы — голову обрезал низкий проем приоткрытой двери.
— Проснулся? — Женщина сидела напротив и вытирала ему лицо носовым платком, белым, с сиреневыми цветочками. — Это ты надышался парами
