IV, что по словам современников "подробный рассказ об этом бесчеловечном деле марает и перо и бумагу" [14, с.78].
Подчерку еще и еще раз, что Григорий VII ни в коей мере не был склонен к садизму. Все, что он делал, было следствием его попыток усовершенствовать этот мир, сделать его "справедливым", таким, как, по его мнению, он должен был быть. При этом в его глазах справедливость сводилось к тому, что непослушание папе римскому приравнивалось непослушанию Богу и требовало соответствующей кары. Тот колоссальный труд, который был возложен для достижения этой цели на его собственные плечи, приносил ему немало страданий. Порой ему хотелось бросить все и стать отшельником в уединенной келье, но он продолжал терпеть и стойко нести тяжкое бремя "возложенной на него" власти над душами и телами всего христианского мира. Никто не должен был мешать ему в его миссии.
Как следствие этого, в своем знаменитом документе Диктат Папы (1075) Григорий VII попытался оттеснить императора Генриха IV и поставить себя во главе мирового порядка. Будучи с детства приученным подчиняться диктату наставников, Григорий VII сам был склонен диктовать окружающим, при этом считая, что он лишь подчиняется знамениям, воспринимаемым им как божественные наказы: "с годами Гильдебранд обыкновенно искал указаний свыше, отдавался течению событий, отказываясь от собственной воли, уступая "насилию" и "принуждению" свыше, которым он отводил такую видную роль в своей жизни" [8, с. 286].
По мнению историков, задолго до Григория VII идея абсолютного главенствования духовной власти над светской развивалась в сочинениях многих христианских деятелей, "но никто из них не пробовал сделать её краеугольным камнем всего мирового порядка, всех земных отношений с такой неслыханной настойчивостью, как Григорий VII, посвятивший этому делу всю свою многотрудную и обильную превратностями жизнь [14, с.7].
Преуспел ли он в этом? Очевидно, не очень. Как и предполагал Ансельм Кентерберийский, ребенок, вскормленный насилием, продолжал множить насилие, которое впоследствии бумерангом обернулось против него. К концу правления, в 1084 году Григорий VII стал свидетелем того, как нормандцы, призванные им на помощь в борьбе против Генриха IV, обернулись против него самого, вторглись в Рим и подвергли город тяжелейшему опустошению и разграблению. Григорию VII пришлось тайно бежать в Салерно, чтобы остаток дней своих провести в уединении и изгнании.
К концу правления Григория VII часть районов Рима, уничтоженных грабежами и пожарами, оставалась разрушенной и нежилой. И не только к этому печальному итогу привело 12-летнее правление Григория VII. Впоследствии большинство насаждаемых им мер привело к результатам, противоположным задуманному. Требования безбрачия привело к тайному разврату; симония (коррупционная торговля церковными должностями) процветала под другими именами; устранение светской власти от замещения духовных должностей вызвало упадок духовенства; место прежних иногда очень образованных пастырей заняли невежественные монахи; поток грубейшего суеверия наводнил Европу. Суммируя результаты жизнедеятельности Григория VII, Вязигин заключал: "Верховный служитель христианского Бога, он уподобляет себя императору языческого Рима, бывшему и светским владыкой, и великим жрецом". Вместо того, чтобы возвышенная духовность церкви обогатила светскую жизнь, этот папа "приравнял римскую церковь с римской республикой" [14, с.102]. Вердикт истории был однозначным: "Коренные свойства человеческой природы и сила вещей победили гения" [14, с.104].
Но была ли в том повинна только человеческая природа как таковая? Возможно ли, что в формировании характера и судьбы Григория VII присутствовали элементы некоторых ошибочных типов поведения людей его эпохи, поддающиеся осознанию и изменению в будущем? Возможно, что ответ положительный. Многие описания характера и поведения Григория VII до боли напоминают и перекликаются с описаниями жизни двух селестиальных близнецов, родившихся в XIX веке - двух заместителей Гитлера, Альфреда Розенберга (1893-1946) и Германа Геринга (1893-1946) [15]. С самого рождения оба этих нацистских лидера ощущали себя сиротами. Отсутствие стабильности и недостаток родительской любви в детстве привело к тому, что жизнь их формировалась случайными внешними факторами и беспорядочными эмоциональными реакциями на них. В их характере отмечалась та же странная смесь мягкотелости малолетних детей с полной атрофией эмпатии, как и у Григория VII. В качестве защитной реакции они, как и Григорий VII, с юношеских дней возомнили себя маленькими божествами. Во время их 12-летнего пребывания в верхнем эшелоне власти Третьего Рейха оба жаловались на непосильную тяжесть возложенной на них ноши быть вершителями судеб всего мира. В конце жизни им довелось увидеть разрушенный Берлин и бесславный конец всех их планов усовершенствования мира.
В "Селестиальных близнецах" приводились исследования, по которым "общим знаменателем многих известных исторических лидеров, как политических, так и религиозных, является то..., что большинство из них были сиротами, внебрачными детьми, подкидышами, или каким-то другим способом отвергнутыми своими родителями детьми" Процент сирот среди политиков был настолько велик, что пораженные авторы исследования задавались вопросом: "Можем ли мы спросить со всей серьезностью - неужели миром правят сироты?" [16, с. vii].
Воздерживаясь от столь далеко идущих выводов, приходится все же согласиться, что основным противником и соперникам Григория VII стал рано осиротевший Генрих IV.
В целом, в XI веке единственные достоверные исторические источники, свидетельствующие об отношениях внутри семейной ячейки, относятся к жизни в королевских семьях. Историк-медиевист Элеонора Херман в своей книге "Секс с королями: 500 лет прелюбодеяния, власти, соперничества и мести" показала, что, несмотря на все свое видимое величие, большинство средневековых королевских дворов напоминали клубки змей [17]. Политические соображения и нужды укрепления власти диктовали нездоровую практику династических браков, заключенных родителями между их малолетними отпрысками правящих династий. Дети в королевских домах, как мальчики, так и девочки, с самого рождения не рассматривались как самостоятельные личности, а считались неодушевленными инструментами для исполнения родительских намерений. Несмотря на богатство и статус, они оставались "не-вольниками", обреченными исполнять роль, предначертанную им родителями. При этом самым тяжелым испытанием для многих детей было то, что их женили или выдавали замуж насильно, когда они еще даже не достигали возраста полового созревания.
Принужденные вступать в брак против своей воли, молодые люди рано или поздно пытались вырываться из навязанных им брачных уз. В итоге такая практика порождала супружеские измены и ожесточенные конфликты. Соперничество, ревность и месть между женами, мужьями, любовницами и их потомками часто приводили к распрям, переворотам, детоубийству, отцеубийству и гражданским войнам. Во многих случаях "банальные" недоразумения и семейные разногласия приводили к полномасштабным кровопролитным столкновениям между странами, когда гибли целые армии из-за неразрешенных семейных неурядиц.
Трагическая история жизни будущего императора Священной Римской империи Генриха IV (1050-1106) становится ярким примером такого родительского диктата и пренебрежения врожденными нуждами ребенка. Хотя Генрих IV, как и Григорий VII, признается историками прагматичным политиком,
