— Зайдите ко мне, Лидия Николаевна, — проговорил Курбатов и скрылся.
Кучинский хотел было подмигнуть Нюре — как, мол, поживает ваше сердечко, но, покосившись на Бабкина, который рассеянно постукивал кулаком по столу, воздержался.
Разложив на столе фотографии, Павел Иванович спросил Лиду:
— Нравится?
Это были снимки чертежей проектируемой лаборатории возле деревни Высоково. Фасад главного здания, аккумуляторной подстанции и других подсобных помещений. На одной из фотографий можно было рассмотреть зеркальное поле из курбатовских плит, а вдали — небольшой лесок.
— Проект утвержден окончательно. Самыми высшими инстанциями, — радостно говорил Павел Иванович, любуясь фотографиями. — Через месяц начнется строительство. Обещают быстро закончить. Думаю, что весной переедем. А это, показал он на снимок, — жилой дом для сотрудников. Можете выбирать квартиру. Хотите на втором этаже? Сколько вам нужно комнат? Две? Три?
Лида попробовала отшутиться.
— Мало, Павел Иванович. Давайте четыре.
— На двоих? Многовато.
— Почему на двоих?
— Сами же говорили, что у вас, кроме матери, родственников нет.
— Нет, так будут. До весны всякое может случиться.
Курбатов бросил на стол фотографию и внимательно посмотрел на Лиду, стараясь понять, шутит она или за этим кроется что-либо серьезное.
— Пугаете, Лидия Николаевна.
— Чем? — Она сделала удивленное лицо.
Разговор принимал неожиданный оборот. Не время и не место обсуждать сейчас личные отношения. Курбатов это понял и ответил:
— Еще бы не испугаться! Штаты утверждены. Куда мне девать вашего будущего родственника? Он же не захочет сидеть без дела. Кстати, кто он по профессии?
— Мы учились в одном институте.
Лида не солгала — человек, о котором она думала, вместе с ней закончил институт. Но говорить о друге как о возможном родственнике более чем преждевременно.
Что же побудило Лиду покривить душой? Зачем она сказала о том, чего не было? Ведь только сейчас она придумала несуществующую любовь и ее возможное завершение, которого ей не хотелось. В эту минуту она точно знала — никогда ее друг не приедет в Высоково. Делать ему там нечего.
Своим признанием Лида могла бы оттолкнуть Курбатова — что ж, значит не судьба, опоздал, — но грош цена такому чувству. Первое препятствие на пути, человек немного похнычет и пойдет искать новую дорогу. Не такая любовь нужна была Лиде, ради такой не забудешь Нюриных слез. А кроме того, сердце подсказывало, что нужно посторониться при встрече с настоящей любовью. У Нюры она настоящая, в этом Лида не сомневалась.
— Вы кого-нибудь из сотрудников возьмете отсюда? — спросила она у Курбатова.
— Да. Мне нужны люди, знакомые с ярцевскими аккумуляторами. Мингалева подошла бы. Очень аккуратный работник. Знаю, как она вам помогала. Но поступок ее настораживает. До сих пор не разберусь — ради какой корысти она пошла на это? Вдруг опять такую штуку выкинет.
— Никогда, Павел Иванович. Я за нее ручаюсь.
— Чем она вам полюбилась?
— Неужели мужчины не замечают истинной красоты?
Курбатов иронически прищурился:
— Так обычно говорят о женщине, когда о ней нечего сказать.
Лида досадливо передернула плечами.
— Слепой вы человек. Ничего не видите.
— Как же так? Вижу ваше благотворное влияние. По крайней мере она сейчас на человека похожа, а не на куклу.
— Разве так можно говорить о девушке?
— Простите, но ведь это правда. Я запретил сотрудницам появляться на работе без халата, а на косметику и прически моя власть не распространяется. Хорошо, что вы вмешались.
— Не только я. Но дело не в этом. Нюра начала учиться. Осенью она поступит в заочный институт…
— Значит, берем Мингалеву в новую лабораторию?
— Обязательно, Павел Иванович. Это моя единственная просьба.
Выходя из кабинета Курбатова, Лида вдруг почувствовала, будто потеряла что-то, а впереди еще много-много тревог за Нюру, за себя, но этого никому не расскажешь.
Самолет доставил несколько рулонов фотоэнергетической ткани. После первых лабораторных испытаний Курбатов вдруг умчался в мастерскую и вот уже несколько дней пропадал там до ночи. Лида была уверена, что Курбатов занят опытным образцом палатки, о которой он однажды рассказывал, но когда спросила об этом Павла Ивановича, тот улыбнулся загадочно.
— Сняли с меня эту работу. Чибисов согласился. Но знал бы он, какой я химерой занимаюсь!
Лида сочувственно вздохнула.
— Вы неисправимы, Павел Иванович. За все беретесь, хотите все прощупать собственными руками. Вы странный золотоискатель. Разворочали всю землю, открыли множество жил и побежали новые искать. А ведь найденное вами еще надо выбирать по зернышку, по крупинке. Вы этого не умеете, оно скользит, течет между пальцами. Ведь оно ваше. Зажмите его в кулак. Иначе это сделают другие. Знаете ли вы, что на основе ваших работ по фотоэнергетике люди уже защитили семнадцать диссертаций, в том числе четыре докторских?
— Вот и хорошо. Значит, дело не погибнет. Работы опубликованы, найдутся десятки последователей…
— Но мне за вас обидно. — Лида заговорила зло и резко. — В большинстве диссертаций даже имени вашего не упоминается. Хотя на минуту допустите такую страшную возможность, что мы здесь не нашли бы, отчего слепнут ячейки. Проходит год, и товарищ Курбатов узнает, что некий упорный химик чуточку изменил рецептуру слоя, слепота прекратилась и фотоэнергетические плиты стали уже не курбатовскими, а того, кто оказался наиболее терпеливым и практичным.
— Такие люди вам больше нравятся?
— Нет, конечно. Но ведь есть же благоразумие…
— Багрецов заставил меня полюбить Маяковского. Помните у него: «Надеюсь, верую, вовеки не придет ко мне позорное благоразумие». Ни за что не придет…
Разговор этот происходил у ворот гаража, откуда со вчерашнего дня были убраны машины, и куда Курбатов перевел слесарей из подсобной мастерской. Работал он с ними вместе и на равных правах, причем это отнюдь не было показным демократизмом начальника, а вынужденной необходимостью. Мастеров мало, дело для них незнакомое, а самое главное, никаких чертежей не было. Пришлось все делать по эскизам, следуя личному примеру конструктора и его объяснениям.
Вот бы посмеялся товарищ Чибисов над такой, с позволения сказать, научной работой! Кустарничество, эмпиризм, детские игрушки. Ну и ну, хорошенький пример показывает руководитель лаборатории! Кстати говоря, а почему до сих пор нет отчета по лабораторным испытаниям фотоэнергетической ткани?
