– Так я и раньше не был против, – Ромка заметно для других и для себя тоже напрягся.
– Одно дело – ты говорил и совсем другое – правовые разрешения на эксперимент, – высказалась Мира. – Так уж получается, что без этого никак.
– И учти, с тобой еще начальство будет говорить, – опять решила добавить Валентина. – Они тебя замучают, они тобой так теперь озабочены, что лучше подумай еще раз, пока можно дать обратный ход. Потом-то уже не удастся.
– Обратный ход давать, – Мира посмотрела на Веселкину осуждающе, – лучше уже не пытаться. Начальство и Русанов за тебя бились как тигры. Знаешь, сколько желающих было вместо тебя в иномерность рвануть? И с куда лучшими стартовыми характеристиками. – Мира вздохнула. – Я тоже, памятуя нашу дружбу, высказывалась, обещала, что сделаю из тебя классного спеца всего-то за считаные недели. – Она помолчала. – Больше, чем до Нового года, мне времени все равно не дали бы. Понимаешь, машина, предназначенная для этого прыжка в Ад, будет готова и опробована как раз к Новому году. И мы должны сформировать экипаж.
Что-то запищало в комбезе Веселкиной, она засмущалась и покраснела. Виновато поглядев на Ромку, выволокла из кармана миниатюрный планшетник. Вот тогда Ромка и увидел: аппаратик был включен, следовательно, их разговор куда-то передавался… Когда Валентина нажала кнопочку, заговорил Мзареулов, его легко было узнать по голосу и выговору:
– Вы вот еще о чем подумайте, Роман. У Центра будет всего одна попытка. Другую нам, скорее всего, не разрешат. Переведут тему целиком куда-нибудь еще, в более продвинутое, как считает начальство, и научно подготовленное заведение. Практически это будет означать отстранение нашего Аркаима от работы. – Мзареулов на том конце связи вздохнул. – В последнее время мы накопили большой груз ошибок и неудач, вернуть наше лидерское положение в этих изысканиях не так-то просто.
– А Русанов? – спросил Ромка. – Ведь он, кажется, выступал за нас довольно серьезно и убежденно?
– Старику интересно, что из всего нами придуманного получится. Но если исполнителем назначат кого-то другого, возражать будет недолго. Да и вес его у наших научных организаторов не слишком велик, его по-прежнему считают тяжеловесом, но он же почти двадцать лет в формальной отставке… Вот и подрастерял былое могущество.
– Да, я согласен, был согласен и таким остался, – высказал Ромка, забыв, собственно, что хотел позавтракать.
– Тогда сходите в кадры, подпишите бумаги, а вот… – Мзареулов помялся. – А от напутственных визитов к начальству я вас, так и быть, избавлю. Все, ребята, конец связи.
Когда Веселкина выключила аппаратик и все еще смущенно поглядела на Ромку, тот кивнул ей, чтобы она не слишком себя казнила за шпионство.
– А все же отчего они так во мне разуверились?
– Не разуверились, а опасаются, что из программы их попросят на выход, – отозвалась Колбри. – А еще они, когда тебя терзали по моей идее, ну, чтобы ты лучше думал и изобретал… В общем, теперь они в тебе на самозаданностях изрядно разуверились. Не все, ох как не все могут кого-то и поругивать, и одновременно уважать… Вот это им и мешает.
– А ты на самом деле всего лишь хотела Ромку подстегнуть? – спросила ее Веселкина с интересом. – Или думала его подсидеть, вытеснить, избавиться от него?
– Какая теперь разница, – вздохнула Мира Колбри, гражданка Северо-Американских Соединенных Штатов. – Были у меня тогда разные идеи. Зато теперь, когда выясняется, что билет на этот испытательный поход в Ад выдается только в один конец, я даже рада, что все так сложилось. Я в тебя теперь поверила, Роман Олегович.
– В один конец? – переспросил Ромка. Что-то он такое слышал, но надеялся на лучшее. – Значит?..
– Да, точно, – кивнула Колбри. – У нас вряд ли получится сделать такую машину, чтобы дойти до твоей зеленой планетки и вернуться своим ходом. Скорее всего, ничего такого не выйдет. Придется тебе, Роман, идти туда… без возврата. А тебе не говорили? Странно… – Мира перевела взгляд с Ромки на Валю. – Так вот для чего должны были служить начальственные напутствия…
Они посидели молча. Ромка стал разглядывать искусственный садик по ту сторону окна. Ох, и захотелось же ему сейчас, чтобы не эти дурацкие пальмы за окном стояли, а прежние североуральские сосенки и елочки.
– Это какое-то высокотехнологичное самоубийство получается, – промямлила наконец Веселкина.
– Не стоит так-то… Расчеты не завершены, может, что-нибудь и выйдет более надежное, чем сейчас, – жестковато надавила на нее Колбри. – К тому же, если он боится, – она кивнула на Ромку, – мы с тобой это первыми увидим по психограммам во время тренировок. И тогда от похода придется его отстранить.
– Придется отстранить, если он не будет… – начала было Валентина, но на этот раз ее прервал Ромка.
– Тест на разумность, говорите? – он помолчал. – Опасная штука – разумность, оказывается. Действительно, смахивает на самоубийство, – он снова помолчал. – Опять же, как всегда, как было у всяких Кюри-Курчатовых физиков, которые критическую массу урана вычисляли, вручную эти стержни сдвигая… М-да, как ни крути, а хреновато получается. Нужно было в биологи идти, у них не так опасно.
– А прививку оспы ты на себе стал бы испытывать? – без улыбки заметила Веселкина, которая поняла его лучше, чем Колбри. – Или переливание крови устраивать, не имея даже тени теории совместимости по группам?
– Тоже верно, – Ромка отодвинул недоеденный салат. – Если даже в биологии нет спокойной жизни, пойду-ка я в кадры, юридическое согласие подписывать. А о трудностях потом подумаю. Вдруг все не так безнадежно сложится, как вы тут мне расписали.
– Скорее всего, дело обернется еще худшей бякой, – бросила ему в спину беспощадная Колбри.
Ромка приоткрыл глаза. Голова болела ужасно, он даже не знал, что так бывает. Вернее, он помнил что-то подобное после первого вживления клемм, тренинговых, височных. Тогда у него тоже голова раскалывалась, но не так же! У него слезы выступили на глазах, когда он попробовал проморгаться. В глазах скрипели не одна-две песчинки, а барханы, пустыни песка…
Над ним склонились три лица, два он узнал… Одно принадлежало врачу, который его опекал, второй оказалась Мира Колбри, его мучительница на недавних тестах, с которых его сняли, потому что ментальные обезболиватели уже не действовали, а накачивать его любой химией не полагалось, лекарства сбивали пси-настройки, которые Мире были необходимы, ради которых она, собственно, и проводила испытания. А вот третье лицо он не мог вспомнить… Лишь спустя минуту он с облегчением подумал, что мог и не знать этого человека никогда, да и странненький он был какой-то.
