— Андрей, если я попрошу вас раскошелиться еще на бутылочку коньяка, я слегка поиздержался в последнее время?
Большой легко выпрямился и одним шагом вынес себя в коридор. Уже стоя на ковровой дорожке, посмотрел на Юрия. Тот уткнулся в стекло. Взгляд Нильса Бора погас, Юрий не издержался — износился. Что-то с ним случилось. Так стайер на финишной прямой уже мало похож: на себя в начале дистанции, мышцы, кажется, вот-вот вынырнут из-под кожи, рот — только для проталкивания воздуха в легкие, лицо становится другим, пытаясь стать максимально обтекаемым… Месяц назад это был совершенно другой человек. Скорее всего, тот Юрий не пил вовсе, и уж точно не коньяк стаканами.
Андрей притащил не только коньяк, но и чашки — керамика всяко лучше пластика. Юрий чашек не оценил. Глотнул, слегка скривился, словно ожидал чего-то слаще и мягче.
— Я, Андрей, не буду грузить вас терминами. Просто представьте себе, что где-то там, в Мексиканском заливе, было что-то, что приняли за, как вы говорите, смесь углеводородов. Этому чему-то захотелось вырваться в океан. Представьте себе, что это вещество или существо было достаточно большим и протяженным, и ему понадобилось время, чтобы выйти. И когда этот процесс закончился, заглушка без проблем стала на свое место. Потому что волна уже прошла.
Зимние окна превращаются в тусклые зеркала еще до начала движения поезда. Можно смотреть, почти невозможно увидеть, сейчас их поезд мог приближаться к Твери, а мог лететь по бесконечному туннелю куда-то в сторону ядра планеты. Не разглядеть — только надеяться на то, что утром на Московский вокзал медленно подойдет состав, и будут встречающие, и таксисты, подбирающие недавних пассажиров с явным намерением завезти их куда-то в Аргентину, по крайней мере, судя по цене, их путь лежит явно в другое полушарие. Будет холодно на перроне и холодно внутри вокзала, и даже рядом с бюстом Петра Первого, где всегда кто-то кого-то ждет, будет стыло. Маленькому чернявому человечку так хотелось бы обменять свой страх, свое стыдное пьянство на холод. Пусть хоть за минус сорок на ветру. Пробежать до ближайшей двери, потерпеть…
— Вы хотите сказать, что кто-то вырвался из-под земли? — В голосе Андрея не было насмешки. Он пытался себе представить, и у него получался то ли морской змей, то ли огромная акула.
— Кто-то вырвался. И не впервые. Помните, я спрашивал вас, что такое нефть? Я отвечу. Нефть — это фекалии. Никакие древние папоротники не могли быть внезапно спрессованы в таком количестве на различной глубине, чтобы образовать нефть. Нефть — это продукция жизнедеятельности организмов, неизвестных людям, на один из которых наткнулись в Мексиканском заливе.
— И тому не понравилось.
— Вы начинаете понимать. Почти за каждой аварией, связанной с сырой нефтью, стоит такое существо. Но это не все…
— Подождите. Вот оно вырвалось, я так понимаю, откуда-то из глубины, и что?
— Найдет себе новое местечко и начнет жрать и выделять, и через несколько десятков лет какой-нибудь транснациональный монстр откроет новое месторождение.
— А жрать оно что будет? — Андрей заерзал на своей полке, стараясь устроить подушку на подушку так, чтобы голова оказалась как можно выше.
— Любую органику.
— И до нас доберется.
— Само — вряд ли. Это существо, привыкшее к жизни в условиях высокого давления. Вы же не захотите внезапно перебраться в Гималаи.
— Ну, с хорошей компанией…
— А жить?
— Ну хорошо. Вы меня успокоили. А как оно выглядит? Как змея? Или огромный червяк? А то вас послушать, так это не минерал, а сам дьявол…
— Как выглядит нефть? Молекулы углеводородов могут быть как угодно сложны. Я думаю, отличить существо от нефти почти невозможно. Помните — живая вода и мертвая. Я готов допустить, что это не просто сказка. Есть нефть живая и мертвая. Вся наша цивилизация стоит на мертвой нефти, даже не подозревая о существовании живой. Не смотрите на меня как на сумасшедшего. Представьте себе дикарей, которые всю жизнь питались ананасами и кокосом. И вот происходит кораблекрушение. Огромный рефрижератор с тоннами свинины выбрасывает на остров. Они никогда не видели свиней. Им в голову не приходит, что это не просто съедобное, а то, что когда-то было живым. Трупные черви тоже не догадываются, что труп когда-то был телом. И туземцы, и черви просто едят то, что им подарила судьба. Так и мы. И быть может, это неплохо. Ведь иначе нефти могло бы стать слишком много.
Юрий оглядел стол, обнаружил бутылку, в которой еще оставалось не меньше половины, зачем-то понюхал, услышанное ему не понравилось. Андрей аккуратно вынул бутылку из его рук и отставил подальше.
— То есть все хорошо. А вы меня из купе хотели выгнать…
— Ты не гордый, но упорный. Я понял. Ты же в курсе, что нефть бывает разная. Наша — самая плохая, в том смысле, что самая грязная. Понимаешь почему? Все еще нет? Чем старше организм, тем он хуже функционирует. Во всем. Тем больше в нем грязи, которую нужно вывести.
— Допустим. То есть наша живая нефть старше арабской или штатовской, и что?
— То, что не существует никакой нашей или арабской живой нефти. Особи мигрируют. Сибирь — это кладбище. Это характерно для многих организмов — от черепах до угрей. Они приходят к нам умереть и дать жизнь новым существам, которые еще малы, голодны и так быстры, что поймать их нет никакой возможности.
— Цикл замкнулся.
— В том-то и дело, что теперь — нет. В шестьдесят третьем году в СССР уже существовал целый институт по исследованию живой нефти. И доктор наук Сергеев задал один очень правильный вопрос — что будет, если существо умрет, не оставив потомства?
— Мне кажется, что ответ заключен в вопросе — не оставит потомства.
— Если бы речь шла о людях — то да. Существа — огромны. Мощь их непредставима. Фактически они — энергия в чистом виде. Когда погибает огромное существо, высвобождается остаток его энергии и рождаются сотни новых. Но правильно сказать — не рождаются, а вылупляются. Потому что к моменту гибели — зародыши уже существуют. Смерть материнского организма дает лишь пищу для развития. Но если смерть наступит чуть раньше, когда зародыш еще не готов воспринять эту пищу?
— Все впустую?
— Тогда зародыш останется зародышем. Андрей, это странно, но они весят от двух до пяти миллиграммов. И достаточно одного, чтобы остановить процессы старения и поднять иммунитет до уровня просто фантастического на три-четыре года.
— Стоп. — Андрей с подозрением посмотрел на портфель Юрия. — Если вы сейчас собираетесь мне втюхивать какой-то новый вариант гербалайфа, поверьте, я не посмотрю на то, что ваши крики разбудят полпоезда…
