Вот и Юви, висящий в дальнем конце пещеры, зашуршал (или зашуршала?) своими крыльями. Он (она?) тихо, но о-очень торжественно вымолвил:
— Я, кажется, еще не говорил тебе сегодня, что ты прекрасный брат, Ойну!
— М-м, ты тоже, Юви, — ответил Пол, стараясь, чтобы голос звучал сонно.
Небольшая пауза. Теперь, кажется, настала очередь Пола.
— Маппа, а у нас будут на завтрак кабиски? — Он их терпеть не мог.
— Хр-р-р… — отозвалась Маппап.
Звучит обнадеживающе, похоже, осталось недолго!
В конце концов разговор затих сам собой, и семейство погрузилось в глубокий сон. Из последних сил Пол заставил себя подождать еще немного для пущей уверенности и, с трудом двигая онемевшими конечностями, медленно сполз на пол. С трудом вьггянул онемевшие до потери чувствительности ноги.
Если бы спать на полу мог хоть один сумасшедший шеклит, Пол с радостью согласился бы казаться идиотом. Беда в том, что для шеклитов это было просто непредставимо. Так что, будь его «родители» даже самыми терпимыми существами, видеть собственное чадо за таким нелепым занятием они бы не смогли.
Не помня себя от усталости и боли, Пол медленно уполз в дальний конец пещеры, где семья хранила свои компьютеры и стоял родовой алтарь; здесь еще можно было найти местечко без острых камней. Теперь он получит краткую передышку до тех пор, пока семья не начнет пробуждаться. Пусть уж лучше они увидят его сидящим на проклятом насесте, чем начнутся дипломатические осложнения. Черт бы побрал эти ночи!
Но теперь в довершение всего он не мог заснуть. Его мысль опять и опять возвращалась к больному вопросу: «Ну почему я?! Почему из семи миллиардов людей лотерейный билет выпал именно мне?» Вновь и вновь он с отчаянием бился об эту стену. И как это Галактика умудрилась придумать такой нелепый способ межпланетных контактов! Земляне, уж точно, придумали бы что-нибудь поумнее! К сожалению, Земля присоединилась к Галактическому союзу, когда традиция уже укоренилась; ты мог либо согласиться, либо уйти. Правило первое — ничего не менять, правило второе — не менять ничего.
Пол понимал, что какой-то принцип необходим. Обитатели разных планет Вселенной чрезвычайно разнообразны. Потенциально любой вид мог оказаться для землян самым надежным союзником, прекрасным торговым партнером, но было возможно и обратное: они окажутся настолько далеки физически, духовно, социально, что лучше бы с ними вовсе не завязывать никаких отношений. В глубине души Пол чувствовал, что лотерея — это разумнее, чем война, но поскольку именно ему выпало нести это бремя случайного выбора, он не мог смотреть на дело иначе, чем на галактическую блажь.
Представитель Земли на планете Шеклит погрузился в тяжелый пугливый сон.
Они сидели на корточках прямо перед входом в пещеру, аккуратно отправляя крошечные кусочки мяса в рот. Пол был искренне благодарен Маппап за то, что она не приготовила кабиски, хотя морки были немногим лучше.
С утра бледно-желтое небо оказалось сплошь заляпанным веселенькими зелеными облаками. В загоне морки бестолково сталкивались друг с другом, нетерпеливо дожидаясь свободы. Утро обещало чудесный день. Паммам, потягиваясь, вышел из пещеры и остановился, уставившись на Купоуинское ущелье. Задумчиво расправив красивые могучие крылья, он вытянулся во весь рост, изгоняя остатки сна.
— Прекрасный день. Действительно, восхитительный день! — вынес он наконец решение, присоединяясь к общей трапезе. — Сегодня, кажется, твоя очередь сгонять за яйцами в Юори? — Паммам любяще посмотрел на Пола.
Кусок непрожеванного мяса застрял у Пола в горле, и он беспомощно засипел. С того места на краю скалы, где он сидел, Пол мог видеть деревню на другом краю ущелья. «Около мили полета напрямую, — думал он. — Минут пять. И два часа карабкаться мне, сначала вниз, затем вверх. Если я вообще могу сделать это!»
«Я не такой, как вы! — молча бунтовал он. — Я ненавижу яйца! И я не могу летать, у меня нет крыльев! Вы ведь все знаете, зачем же делать вид?!»
С его стороны это было неумно. Они просто давали Полу понять, что он такой же, как и они: именно так они продолжают воспринимать его. Он должен чувствовать себя польщенным. И успокоиться. Вот если они начнут няньчиться с ним, тогда действительно появится повод для тревоги. А так — все члены семьи Местойви по очереди летали в деревню за продуктами, теперь же настал его черед, вот и все.
Его пальцы лихорадочно искали кнопку тембратора.
— Конечно, па, — наконец взвизгнул он, — о, пожалуйста, можно я задержусь в деревне посмотреть игры? — Конечно же, он с трудом выносил местные развлечения, но настоящий Ойну обязательно бы канючил. Кроме того, это прекрасно объяснит его долгое отсутствие в родных пенатах.
— Видишь ли, сейчас… — начал было Паммам в своем обычном тоне никогданебалующегонибольшихнималенькихдетей. Но Маппап вовремя прервала его:
— Не вижу в этом никакого вреда, Пам. Ойну — примерный юноша. Он никогда не чистит свои перья в доме, — добавила она в доказательство, — не то что Юви.
— Тогда я прямо сейчас… — начал было Пол, вскакивая на ноги.
— Прямо сейчас ты закончишь завтрак, — отрезал Паммам неумолимо. — Никто из моих детей никогда не появится в деревне голодным. Что скажут старейшины?!
— Это не моя вина, — извинилась Маппап. — Ты же знаешь, наш сын стал очень разборчив в еде. Честное слово, иногда просто не понимаю, что с ним происходит. Это, должно быть, возрастное.
Наконец утренняя трапеза была окончена. Все пожелали Полу удачного дня, Паммам дал немного денег (радужные пластинки), после чего все прилежно повернулись в одну сторону, чтобы по достоинству оценить богатство красок утреннего неба. Тем самым они сделали все возможное, чтобы не обращать внимание на весьма необычный способ его исчезновения. И пока семья старательно любовалась восходом, Пол весело кричал:
— Ну-ка, крылья вверх — вниз, вверх — вниз, полетели!
Он быстро спускался по каменистому откосу, цепляясь руками за что ни попадя. Стремясь как можно скорее скрыться с глаз, он почти катился вниз. Когда спуск стал более пологим, Пол обнаружил, что в ожесточении бормочет про себя:
— Двадцать семь дней, двадцать семь дней ада… Один промах завтра, послезавтра… сегодня! О, Боже! За что мне такое?!
Он заставил себя замолчать. Он не любил думать о провале. До дна ущелья было еще далековато.
На самом деле по земному счету оставалось лишь двенадцать дней, а четыреста уже были позади. У шеклитов же дни были коротки, зато галактический год длился невозможно долго, больше земного. И этот вот длинный год подходил к концу.
