Ознакомительная версия.
— Вскоре осада наша будет снята! — улыбаясь заявил Норбер Моони. — Я решился действовать, хотя бы только для того, чтобы нагнать страх и ужас на этих негодяев!
И в то время, как молодой лорд Когхилль смотрел на него в высшей степени удивленный и недоумевающий, но задетый за живое в своем любопытстве, Моони спокойно подошел к правой стене зала и, взявшись за костяную ручку, помеченную литерой А, медленно стал опускать ее. В тот же момент послышался приятный звук электрических звонков, продолжавшийся в течение нескольких секунд.
— Ток включен, и опыт мой начался! — проговорил молодой ученый голосом более взволнованным, чем бы он сам желал. — Теперь ровно три часа тридцать восемь минут и четырнадцать секунд! — добавил он, занося это наблюдение в свою записную книжку.
Баронет выждал несколько секунд, не проронив ни слова, но когда убедился, что звонки прекратились и ничего необычайного после того не происходит, им вдруг стала овладевать неудержимая смешливость. Однако слишком хорошо воспитанный, чтобы дать это заметить, он встал и отошел к окну.
Как раз в этот момент Луна, бывшая в своей первой четверти, стала выплывать на горизонт, среди белого дня, легко и элегантно вырисовываясь на безоблачном небе, бледная, но совершенно ясно видимая для всех.
— Мне кажется, что ночное светило не обращает на нас ни малейшего внимания, дорогой мой Моони! — сказал он спустя немного времени, обернувшись к молодому ученому.
Тот улыбнулся веселой, добродушной улыбкой.
— Как, Когхилль! — сказал Моони, — неужели вы ожидали, будто я рассчитываю, что Луна по первому моему приглашению явится на мой зов, как ваш камердинер, когда вы ему позвоните, и в каких-нибудь три секунды прибудет сюда!?
— Хм! Черт побери! — воскликнул баронет.
— Это, видите ли, маленькое заблуждение, — продолжал все так же улыбаясь Норбер Моони, — немыслимо, чтобы все это совершилось так быстро! Не забудьте, какое расстояние отделяет нас от Луны!.. Ей потребуется никак не менее шести дней восьми часов Двадцати одной минуты и сорока шести секунд, чтобы спуститься до нас, если мои расчеты верны. Из этого вы сами видите, что мы имеем в нашем распоряжении вполне достаточно времени, чтобы надлежащим образом подготовиться к этому чрезвычайному событию!
Баронет молчал, но, очевидно, еще далеко не был убежден в справедливости слов молодого астронома. Тем не менее он ни словом не высказал своего недоверия, а Норбер Моони со своей стороны не стал настаивать и убеждать его.
— Вы извините меня, — сказал немного погодя Норбер Моони, — я должен на минутку подняться наверх и сделать с помощью телескопа измерение диска Луны в данный момент.
С этими словами он прошел в галерею, где находились телескопы, и, заняв свое обычное место, стал заносить размер Лунного диска в том виде, в каком он представлялся ему в данный момент.
Затем в продолжение всего дня не было видно ни малейшего намека на тот опыт, который незаметно совершался на глазах у всех.
С наступлением же ночи, или, вернее, вечера, инсоляторы сами собой прекратили свое действие, как того и следовало ожидать, раз Солнце перестало снабжать их необходимым количеством теплоты. Но зато электрические аккумуляторы, приведенные в действие посредством простого поворота крана, автоматически заменили собой непосредственную работу машин, — и магнит Тэбали все время оставался насыщенным, как о том свидетельствовал магнетометр.
Около полуночи все обитатели пика Тэбали, как всегда, стали отходить ко сну; исключением на этот раз явился только доктор Бриэ, который должен был дежурить на площадке пика для наблюдения за действиями неприятеля, и Норбер Моони, добровольно вызвавшийся поддержать ему компанию.
В эту ночь Луна заходила в два часа девятнадцать минут пополуночи. В тот момент, когда она стала спускаться к самому краю западного горизонта, Норбер Моони на минутку покинул доктора и пошел к телескопу — сделать еще новое измерение Лунного диска.
На этот раз он констатировал увеличение диаметра на одну тридцатую градуса.
И хотя он, конечно, был бы крайне удивлен, если бы дело обстояло иначе и диск Луны нисколько не увеличился за это время, тем не менее этот факт очень радовал его. Вплоть до самого этого момента в нем все еще жило какое-то сомнение, какая-то смутная неуверенность, но теперь это сомнение исчезло. Менее чем за одиннадцать часов Луна заметно успела приблизиться к земле, — заметно если не для невооруженного глаза, то, во всяком случае, весьма заметно для телескопа!
Итак, задача была решена. Партия выиграна! Магнит Тэбали действовал именно так, как молодой астроном рассчитывал и предполагал, удваивая своей силой естественную силу притяжения земного шара.
Как ни был, однако, Норбер Моони подготовлен к этому результату, к которому прилагал все свои усилия, тем не менее в первый момент он положительно был поражен и подавлен этим, как какой-то невероятной неожиданностью.
Затем, когда он немного очнулся от своего рода столбняка, или отупения, какое часто является следствием большой радости, в нем вдруг произошла сильная реакция. Он принялся в волнении ходить взад и вперед по галерее, громко разговаривая сам с собой. Он говорил, например, что то, в чем он сейчас удостоверился в тишине этой звездной ночи в одинокой, заброшенной среди пустыни обсерватории, являлось единственным в своем роде, великим историческим событием, что отныне весь планетный мир становился доступным для нас, и что деятельности человека открывается отныне обширнейшее поле действия, что все, что было проделано им по отношению к Луне, рано или поздно, вероятно, будет сделано и по отношению к другим небесным телам, наиболее близким к Земле, а со временем, быть может, и к более отдаленным от нее.
Вероятно, дав волю такого рода мыслям, Норбер Моони дошел до потери полного сознания, так как когда он проснулся поутру, то увидел себя на одном из диванов. Голова у него была тяжелая, сам он чувствовал себя совершенно разбитым и положительно не мог припомнить, каким образом он очутился на этом диване.
Первым делом его, как только он поднялся на ноги, было подойти к магнетометру. Сила напряжения магнита по-прежнему стояла на максимуме. Солнце торжественно всходило на горизонте, и инсоляторы уже сами собой начинали действовать. Не было ни малейшего основания полагать, что теперь дело начавшегося опыта не пойдет и дальше своим чередом все так же удачно и благополучно, без всякого постороннего вмешательства вплоть до самого конца. Но все же молодой астроном с каким-то болезненно-тревожным нетерпением ожидал момента появления Луны. В этот день она всходила в четыре часа тридцать шесть минут пополудни. Он это знал, но задолго до этого момента был уже у телескопа и, не сводя глаз с горизонта, готовился сделать новое измерение.
Ознакомительная версия.
