Глава V. «Хоре, хоре старому…»
26В салоне теплохода мы заняли столик прямо у окна.
Теплоход покачивало. В дымке таял призрачный берег.
За столиком перед входом две пожилые бабы раскладывали закуску, резали огурцы, до нас доносились вкусные колбасные запахи, осторожно звякали стаканы. Бородатый мужик курил в ладошку. Больше никого в салоне не было, пассажиры предпочитали палубу, и Врач смело выставил пазл на столик.
– Зачем ты его потащил с собой?
Солнечные лучи ярко освещали столик, разбрызгивались по крашеным стенам и потолку. Теплоход вспахивал плоскую воду, от работы машин мелко подрагивали переборки. Я вдруг подумал… Да нет, не то чтобы подумал… Просто пришло в голову… Вот ритмические ровные колебания… Вот зайчики на стенах, на потолке… Солнечные лучи падают и на пазл, но странное желе почему-то не отражает света… Врач всегда занимается тем, чем другие заниматься не станут. Никаких этих счастливых солнечных лишаев на стенах… Может, стоило взять с собой Инессу? У Врача пазл, у меня – Инесса с кислотными гольфиками. Все равно ведь Архиповна не звонит. Как кукушка подкинула родителей. Выправлю старикам заграничные паспорта и отправлю их к сумчатым. Пусть ищут дочку в Австралии. Ботаник работал в органах, ему не обязательно знать языки, чекистов все понимают без слов. Они спрашивают, им отвечают парни всей страны: хоть малайцы, хоть калмыки, хоть англичане. Бред Каллерман будет поражен, увидев Ботаника…
Все же странно видеть поверхность, не отражающую солнечных лучей.
А еще странно рассматривать конверт с надписью: «Шурке Воткину». Этим мы занимались вчера у Роальда. В конверте лежала фотка. Цветная. «По крайней мере, теперь мы знаем, кого хотят убрать». – «Ну, исполнителя мы тоже знаем, – цинично заметил Врач и посмотрел на меня. – Хочешь об этом поговорить?» – «Нет, не хочу. Хорь и Калиныч подсунул мне фотку. При чем тут я?» – «Но ты согласился взять деньги, – не отставал Врач. – Соучастие в преступлении. – Он, конечно, смеялся. – Хочешь об этом поговорить?» – «Нет, не хочу». – «Ну вот. А просишься на штатное место».
Впрочем, смеялись мы через силу. В конверте, переданном мне Хорем и Калинычем, лежала фотография куртизанки-партизанки. Наверное, она много чего недоговаривала в разговоре с Роальдом, если вдруг решила вернуть пазл румыну. «Я ведь мещанка по папиной родне». Ну, может быть… Но с каких это пор мещанок по папиной родне заказывают киллерам?
27Воронцов-Вельяминов, сказал я Врачу, знал «Каталог галактик» наизусть.
У тебя в кабинете, сказал я, стоит скелет твоего первого пациента, а вот Воронцов-Вельяминов знал наизусть не только свой каталог, но и каталог галактик знаменитого французского астронома Шарля Месье. Я, например, знаю огромное количество стихов, а ты знаешь огромное количество названий мышц и косточек, господин врач, а вот астроном Воронцов-Вельяминов знал характеристики огромного количества галактик. «Он поклялся в старом храме возле статуи Мадонны…» Никто ведь не спрашивает, почему я помню именно эти стихи. Так же и с астрономом Воронцовым-Вельяминовым. Для меня – «Капитаны» Гумилёва, для него – М 42 (туманность Ориона). Для нас – «Баллада о Томлинсоне», а для него – М 51 (крабовидная). Для нас – «Пао-Пао», для Воронцова-Вельяминова – С 45 (скопление Плеяд).
«Эта трубка не простая а отнюдь клистирная».
Врач пораженно кивал. Он невысоко ценил мои знания.
Роальд доверяет Врачу сложные дела, вот дело Стрельниковой доверил, разрешил взять с собой в Дом колхозника. «Смутно вращая инфернальным умом». Интересно, что все-таки может нарисоваться в смутных глубинах этого загадочного желе? Если нажимать на него пальцем… очень легко… очень-очень… в дымной сумеречности пазла что-то меняется… Плывут клубы звездного дыма… Смещаются, поворачиваются смутные силуэты… Мышиные мордочки… Длинные звездные хвосты…
– А знаешь, Лёня, я такое, кажется, уже видел.
– Да ну, – не поверил Врач. – Где ты мог видеть такое?
– Да все в том же «Каталоге галактик», – уверенно ответил я.
– Понимаю, – покачал головой Врач. – Тебе Архиповна не звонит.
– Вот сволочь! Ты посмотри, уже надрался! – заорала баба за столиком у входа.
Я сам ухватился за столешницу, потому что голова вдруг закружилась. А мужик в телогрейке совсем хорошо поддал: стоял у столика криво, неестественно клонясь всем телом в нашу сторону. Не может человек так стоять, не опираясь ни на что, а он стоял. «Вот ведь сволочь!» – изумленно кричала баба. Впрочем, и сама она выгнулась в сторону столь же противоестественно.
Почему-то я вспомнил абстинентов, про которых рассказывали в «реанимации».
Конечно, никакой связи между случившимся и загадочными абстинентами не было и быть не могло, тем более что мужик уже стоял нормально, все вообще пришло в норму, ничего и не было, наверное, так, минутное искажение, иллюзия, не больше, но баба продолжала орать: «Ты мне фокусы не показывай!» Уперев руки в бока, она страшно цыкнула на собак, с любопытством заглянувших в салон через открытые двери. Собаки заворчали, но от дверей не ушли. Их рычание привлекло боцмана, он пришел злой, спросил: чьи собаки? Не дождавшись ответа, заявил, что сейчас выбросит всех за борт. «Заодно и моего алкаша выброси», – указала баба на бородатого.
– Галактики, они разные…
Врач странно посмотрел на меня.
«Хоре, хоре старому». Я видел, что он злится.
– Вот, скажем, крабовидные… – меня вдруг понесло.
Я сам не знал, что со мной происходит, зачем я все это делаю, но хитро согнул пальцы и показал Врачу, как должна далеко во Вселенной выглядеть такая вот крабовидная туманность. «Или дисковидные… – прижал я ладони одна к другой. – Или вихревые…» Врач бессмысленно пучился на меня, наливал еще по рюмочке и не возражал.
– А самые интересные – это нетипичные галактики…
– Скотина! – орала рядом баба. – Когда набрался? Выворачивай карманы!
На палубе подло выли собаки, боцман грохотал сапогами. День явно начинал удаваться. «Или галактика М 5… – никак не мог остановиться я. – Это тебе не хвост собачий…»
– Скотина! – орала баба. – Что с того, что карманы у тебя пустые?
На палубе упал боцман. Собаки взвыли, раздался мат. Динамичная морская жизнь.
– Воронцов-Вельяминов описал сто шестьдесят нетипичных галактик… – Я никак не мог остановиться. Мир как мыльный пузырь разворачивался против часовой стрелки. Спирали, шары, диски, связанные звездными перемычками. – Все равно, Лёня, звезды в этих скоплениях не сталкиваются…
