— Я оглядывалась, Сидди. Они перебрались на тахту и пили вино. А было это, когда Брюс толковал о зомби.
— Есть еще пятое, лапушка: я могу поклясться, что ничья рука не притрагивалась к Компенсатору с тех пор, как я отошел от него. Однако…
— То-то и оно, — уколола его я.
Так или иначе, кто-то сумел открыть дверь и благополучно уволок Компенсатор. Наши поиски были обречены на провал. Предмет размером с портативную пишущую машинку спрятать не так-то легко, тем более что мы переворошили все, от пианино Бо до восстановителя в Гостиной.
С отчаяния мы даже решились на флюороскопию. Илли извивался, как угорь на сковородке, крича, что ему щекотно. Он начал было отнекиваться, но я настояла на своем и целых пять минут разглаживала ему мех.
Осмотр бара, кухни и Кладовой продолжался довольно долго, но мы твердо вознамерились ничего не пропустить. Каби помогла Доку перерыть Операционную: она побывала в полевом госпитале (похоже, Скорпионы используют их как командные пункты) и кое-чему там научилась.
Док трудился в поте лица. За ним и за Каби наблюдали по меньшей мере трое. Когда выяснилось, что Компенсатор исчез, Док мгновенно протрезвел. Я уже видела его таким раньше, а потому не удивилась. Но едва мы закончили с Операционной и перешли в Галерею, он приложился к бутылке и вскоре пустился выписывать ногами кренделя.
С Галереей тоже пришлось повозиться, потому что там полным-полно было всякой всячины. Топор Каби расколол надвое чудесную деревянную статуэтку венерианской медузы. Я укорила критянку, но она ответила, что Компенсатор важнее. Тоненько вскрикнув, Док опустился на колени и принялся прилаживать одну половинку медузы к другой.
Мы обшарили все углы, но ничего не обнаружили, и тогда Марк предложил поднять пол. Сид и Бо совместными усилиями попробовали объяснить ему, что наше Место — одностороннее, что под полом — Пучина и что алмазные сверла тут бесполезны. Однако Марк заупрямился («Римляне все такие», — шепнул мне Сид); он сломал четыре сверла, прежде чем отступился.
Оставалась одна Пучина, но вещи, брошенные в нее, не пропадают бесследно, а плавают там, наполовину расплавленные, а наполовину замороженные. В Гостиной лежат три венерианских кокоса, которые швырнул в Пучину во время ссоры силач хетт. Я стараюсь не смотреть на них: они так похожи на сушеные человеческие головы, что стоит мне вспомнить о них, как мои зубы сами начинают выбивать дробь. Помещения, которые примыкают к Пучине, обладают необычными пространственными свойствами; эти свойства составляют принцип работы хитроумного прибора в Операционной… Стоп, еще не хватало грохнуться в обморок.
Каби с Эрихом пользовались своими вызывными устройствами как определителями направления, чтобы отыскать Компенсатор, подобно тому как в космосе с их помощью находят дверь. Но техника словно спятила, стрелки на шкалах безостановочно вращались по кругу, и никто не мог понять, в чем дело.
Так, куда мы не заглядывали? В Малый Компенсатор? Интересная мысль. Однако он размерами не больше потерявшегося собрата и к тому же по-прежнему работает. Значит, он не в счет. Сундук с бомбой? Но перед тем как Эриху вздумалось сплясать на нем джигу, к сундуку никто не притрагивался. Правда, говорят, что невозможного не существует.
Все мы — путешественники во времени. Следовательно, любой из нас в состоянии отправить Компенсатор в прошлое или в будущее, на время или навсегда. Но Место находится на Глубине, а по ней путешествовать никак нельзя. Глубина — поезд, а Мелководье — пейзаж за окном. Мы едем на поезде и лишь изредка выходим в дверь. Как сказала бы Герти Стайн 33: нельзя путешествовать во времени, по которому путешествуешь во времени, когда путешествуешь во времени.
Может статься, Компенсатор засунули в нечто такое, что можно передавать из рук в руки? Тогда среди нас заговорщики? А уж если приплести к какому-либо событию заговор, считай, что дело в шляпе. Кстати, о шляпах. Мне не давали покоя гусарские кивера. Я не угомонилась, пока не собрала их вместе и не заглянула во все три разом.
— Грета, проснись и возьми что-нибудь. Я не могу стоять около тебя весь вечер, — Мод держала в руках поднос с закуской. Весьма, весьма к месту.
Посмотрев на поднос, я сказала:
— Сидди, я хочу булочку с сосиской.
— А я пирог с олениной! Имей совесть, ты, кривляка, привереда, шельма, бестия!
Схватив с подноса пирожок, я прильнула к Сиду.
— Продолжай, Сидди, — промурлыкала я. — Назови меня еще как-нибудь.
Я лишь подумал об убийстве этом,
И вот уж призрак душу мне потряс,
Ум подавил предчувствием и свел
Всю жизнь к пустой мечте.
У. Шекспир. «Макбет» 34
Поставив поднос себе на колени, мой толстый друг из Линн-Регис набросился на еду. Другие уже заканчивали. Эрих, Марк и Каби вели вполголоса яростный спор. Мы сидели у дальнего конца стойки, рядом с бронзовым сундуком, а потому я так и не услышала, из-за чего они препираются. Илли разлегся на пианино, свесив щупальца, и сильнее, чем когда-либо, походил на осьминога.
Севенси и Бо расхаживали по Гостиной неподалеку от тахты, время от времени перебрасываясь отрывистыми фразами. Брюс и Лили расположились на кушетке напротив нас и о чем-то разговаривали. Мод вязала, взобравшись на табурет у стойки. Вязание — одна из тех привычек, что помогают убивать время между вечеринками, все равно что шахматы, выпивка или Коммуникатор, с которым тоже нужно уметь обращаться. Док бродил по Галерее, подбирая экспонаты и расставляя их по местам. Его изрядно покачивало, но он хоть не падал — и на том спасибо.
Не переставая оживленно переговариваться, Брюс и Лили поднялись. Щупальце Илли забегало по клавишам; наигрывал он не пойми что.
Откуда у них берутся силы? — подумала я с завистью и поняла вдруг, что со мной творится то же самое, что дело тут просто-напросто в нервном возбуждении.
Перемены — они как наркотик. Постепенно привыкаешь к тому, что нет ничего постоянного, что прошлое сливается с будущим, образуя всякий раз новый узор, что тебя осаждают странные мысли, что в твоей голове, будто в ночном клубе, мелькают, перемежаясь темнотой, разноцветные огни. Это бесконечное мельтешение успокаивает не хуже прогулки по железной дороге. Осваиваешься с ним быстро, а когда оно нежданно-негаданно прекращается и ты возвращаешься к себе и к тому, что было вчера и будет завтра, — тогда наступает пора испытаний.
Едва мы инвертировались, Место оказалось отрезанным от всего, что в него проникало, и мы остались наедине с собой, каждый в своей собственной скорлупе. У меня было такое ощущение, словно меня бросили в бассейн с цементом и не дают вылезти.
