Будут установлены шкалы ценностей, но определять их будет выживание. Мне не нужны ни церковь, ни государство, состоящие из вольнодумцев и легкомысленных. Такое решение приняла олигархия. Наш план единственно верный, способный сохранить жизнь максимальному количеству людей.
Следующей Весной мы восстанем в полной силе, в то время как Кампаннлат погрязнет в дикости и их женщины будут таскать повозки с дровами, как гужевые животные, если только эти люди не позабудут к тому времени, что такое колесо. Тут-то мы раз и навсегда положим конец угрозе, исходящей из этой дикой страны.
И вы называете нас злодеями? Вы называете это злом, верховный священник? Вы называете злом возможность завоевать следующей весной целый материк?
Улыбаясь такой риторике, Чубсалид выпрямился. Он набрал полную грудь воздуха. Дождался, когда слова олигарха поглотит тишина, и только тогда ответил:
— Хотя вы уверены в обратном, но ваши речи — это речи и планы слабого человека. У нас в Сиборнале очень суровая религия, откованная, как само Великое Колесо, в нашем суровом и холодном климате. Но то, к чему мы взываем, — стоицизм, а не жестокость. То, о чем говорите вы, означает лишь забвение правосудия. В конце концов вы обнаружите, что ваш план насаждения жестокости рано или поздно потерпит неудачу, и вас ждет неминуемый крах. Это неизбежно.
Человек на троне шевельнул рукой, что могло означать досаду.
— Вы ошибаетесь, верховный священник, уверяю вас. По-вашему, выходит, мы должны хоронить своих мертвецов и пустить все на самотек?
Снова зазвенел чистый молодой голос Парлингелтега:
— Но все умершие будут свидетельствовать против вас. Слово будет передаваться от одного духа к другому. Все всё равно узнают о ваших преступлениях.
Мрачный голос олигарха был ему ответом:
— Мертвые могут свидетельствовать словом. По счастью, они не могут свидетельствовать оружием.
— Но если все узнают о вас все, то оружие окажется в руках у живых!
— Сейчас вы не способны ни на что, лишь сотрясать воздух пустыми угрозами, но придет день, когда вы увидите этих живых под землей в тепле и довольстве, не помышляющих взять в руки оружие... То, что я сказал, никого из вас не подвигло изменить свое мнение и присягнуть на верность государству?
Человек на троне подал знак стражнику. Парлингелтег выкрикнул запретное ругательство:
— Абро Хакмо Астаб, проклятый олигарх!
Вооруженные солдаты с непреклонным видом прошли твердым шагом через комнату, чтобы встать позади духовников.
Аспераманка не мог вымолвить ни слова, до того тряслась у него челюсть. Он скосил глаза на Чубсалида, который похлопал его по плечу. Молодой священник взял Чубсалида за руку и снова выкрикнул:
— Если вы сожжете нас, то весь Аскитош займется пожаром!
— Предупреждаю вас, олигарх, — проговорил следом Чубсалид, — если вы попытаетесь столкнуть церковь и государство, то никогда не добьетесь успеха. Вы только разобщите народ. Если вы сожжете нас, то считайте, что ваши планы уже провалились.
Олигарх спокойно ответил:
— Я просто найду других, кто согласится сотрудничать со мной, верховный священник, только и всего. Дюжины послушных рабов с готовностью бросятся ко мне, стоит только посулить им ваше место — и еще почтут это за честь. Я хорошо знаю людей.
Солдаты схватили священников за руки, но Аспераманка вырвался. Он бросился к трону олигарха и упал на одно колено, склонив голову.
— Любезный олигарх, пощадите. Вы же знаете, что я, Аспераманка, был вашим преданным слугой всю свою жизнь, также и на войне. Вы не допустите, чтобы столь ценный инструмент был уничтожен из простой расточительности. Делайте с этими двумя все что хотите, но пощадите меня и позвольте служить вам снова. Я верю, что путь Сиборнала к выживанию именно тот, какой вы описали. Тяжелые времена требуют тяжелых мер. Чтобы люди выжили, власть духа должна проторить путь государственной власти, пусть временной. Пощадите меня, и я буду служить вам... во славу Господа!
— То, что ты говоришь сейчас, и то, что будешь делать потом, ты делаешь только ради себя, но не ради Господа, — проговорил Чубсалид. — Перестань умолять, Аспераманка! Умри вместе с нами — так ты познаешь гораздо меньше боли!
— Ради жизни или ради смерти — но мы принимаем роль боли в нашем существовании, — заметил олигарх. — Аспераманка, я не ожидал услышать такое от тебя, победителя при Истуриаче. Ты вошел в этот дворец со своими братьями; почему ты не хочешь сгореть вместе с ними?
Аспераманка молчал. Потом, поднявшись с колена, разразился длинной витиеватой речью.
— То, о чем вы говорили, по большей части принадлежит не политике и не морали, а истории. Вы, олигарх, хотите изменить историю — возможно, этим одержимы все великие люди. Конечно, циклическая история требует пересмотра и реформирования — реформы достаточно грубой, для того чтобы дать эффект.
И тем не менее я говорю от лица нашей возлюбленной церкви, которой тоже служу — служу преданно. Пусть эти сгорят за церковь. Но я предпочитаю жить для нее. История говорит нам, что религии могут умирать, так же как и целые нации. Я не забыл уроки истории, преподанные мне, когда еще ребенком я жил в монастыре в Старом Аскитоше, где меня учили защищаться от влияния религии Панновала, которой манипулировали злонамеренный король Борлиена и его прислужники. Если церковь и государство разойдутся, то и наш Могущественный Бог окажется под угрозой. Так позвольте мне, лицу духовному, служить вам в стане церкви.
Когда солдаты выводили двух других священников из залы, Парлингелтег, проходя мимо Аспераманки, сильно толкнул его, и архиепископ-военачальник упал на пол.
— Лицемер! — крикнул ему капеллан, которого солдаты тащили прочь.
— Отведите этих двоих во двор, — приказал олигарх. — Нужно поселить в сердце церкви толику страха, и в будущем та присмиреет.
Пока шли приготовления к сожжению верховного священника Чубсалида и капеллана Парлингелтега, олигарх сидел неподвижно.
Зал опустел. Остались только стражники с обнаженными мечами да лежащий на полу Аспераманка, белый как мел.
Холодный взгляд олигарха обратился в сторону Аспераманки.
— Для таких, как ты, у меня всегда найдется работа, — проговорил глава государства. — Встань и подойди.
Глава 11
Суровый закон дороги
Почти все реки в Сиборнале текли на юг. Почти все реки большую часть года были быстры и своенравны, ибо рождались в ледниках.
Река Венджи не была исключением. Неширокая, полная опасных течений и водоворотов, она, скорее, неслась, чем текла в своих берегах в сторону Ривеника.
