Будто смысл поменялся. В лицах нет прежнего узнавания, даже собака в глаза смотрит скучно. Говорят, за то, чтобы избежать смерти, можно и жизнь отдать.
Зачем избегать? Если смерть меня освобождает от боли, утрат, одиночества? А как — защитить жизнь? Не мою, нет. Молодых и весёлых, здоровых и сильных. Остановить эту армию льда и чужого замысла? Людям нужно тепло. Этих солдат, спящих в анабиозе, можно согреть и вернуть к жизни? Они все — молодые и сильные. Дайте глоток тепла! Научите молодых смеяться. Эта армия сможет смеяться после стольких лет холода? Что? Зачем? Смех в погонах — диагноз для психиатра? Армия — видеть грудь четвертого человека в строю! Челюсть — приподнята! Губы сжаты! Глаза — вращаются в поиске цели! Каждый человек должен успеть возродиться воином — так говорили японские самураи. В этом есть что-то от крестоносцев и дервишей. Вера — война за идею. Тоже кровавая?
Капитан поднялся на мостик. Снежный шквал стих, видимость улучшалась.
— Дистанция до группы?
— По последнему докладу — семь миль.
— Готовим машину, боцмана на бак, будем переходить ближе к группе.
Подземелье
Лодка шла против течения, электродвигатель работал бесшумно. Чемпион наклонился вперёд и, казалось, качал маятник корпусом и плечами, будто подгонял своё маленькое судёнышко, не жалея сил и желая догнать Горбача и геолога как можно скорее. Ему было бы много спокойнее идти рядом с ними, поддерживать их бодрым шагом и всей чемпионской мощью. Они были где-то впереди, двигаясь по вырубленной в скале эстакаде, выполнявшей, видимо, функцию причальной стенки для подводных исполинов. Сужающийся высоко над головой свод скалы не позволил бы войти в грот надводным кораблям с мачтовым вооружением, а узость прохода гасила волну открытого моря, но подлодкам здесь было комфортно, если они сюда заходили действительно.
Впереди сверкнул фонарь и погас. Похоже, его заметили в тоннельном просвете. Чемпион не стал сигналить в ответ, а только прижался ближе к скале. Короткая вспышка света, звуки быстрых шагов и сердитый шепот над головой подействовали как пружинный тормоз, и лодка прижалась к холодной темноте, оказавшейся ледяным причалом.
— Швартовый конец давай, — шептал сверху старший.
— Сейчас найду, ни черта не вижу… Держите, бросаю.
— Есть, закрепили. Здесь первый кнехт и ступени в скале, сейчас подсветим ступени.
— Почему фонарь не включаете?
— Привыкли к темноте.
— А почему шёпотом?
— Страшно, — все трое неожиданно рассмеялись.
— Что видно впереди?
— Темно, как в прямой кишке.
— Отблески какие-то?
— Может, это глаза искрят?
— Может, галлюцинации?
— Голос нации?
— Голый наци-и?
— Тсс…
После короткого обсуждения вариантов решили оставить лодку здесь, несколько разгрузив запасы, и двигаться по эстакаде. Это позволит собрать больше информации и заметить мелочи.
— В мелочах прячется дьявол, — произнёс Горбач общеизвестную фразу, подводя ею итог короткому отдыху. — А из лодки мы ничего не заметим, ничего не поймём… Идти осторожно. Могут быть трещины, завалы, ловушки. Надеюсь, всё это не специально для нас.
— Может, в связку? Как спелеологи или альпинисты?
— Мысль правильная, фал есть. Я первым пойду, геолог — второй… Чемпион! На тебе повиснем, если что. Выдержишь?
— Удержу, командир.
— Добро. Две минуты, и в путь.
Далеко впереди раздался нарастающий шум.
— Электричка? — пошутил молодой.
— Водопад? — предположил старший.
— У водопада шум ровный, а этот — стихает.
— Похоже так.
— Это снег скользит сверху и в воду падает. Слышите — плюх, плюх… — Чемпион вглядывался в свод и прислушивался. — А скала не дрожит даже. Стоит! — рука его, согнутая в локте, кулаком вверх, показала уличный жест, — в темноте было мало заметно, но все поняли.
— У тебя, Чемпион, по любому поводу только две версии…
— Сгущёнка или каменный фаллос…
— Ты на что намекаешь?
— Прости, друг, но две версии ты не потянешь — запутаешься… Опять зашумело? Где-то свод обвалился, в этот провал и падает шапка снежная, как только вес наберёт достаточный.
— Авторазгрузка снежного купола, — засмеялся молодой геолог.
— Шуметь не надо, — тихо добавил старший.
— Ты, Горбач, всегда прав. Почему? — Чемпион искренне удивлялся.
— Командир — как река.
— Какая рука?
— Умоет, подхватит, клюбому берегу поднесёт. — Геолог сказал и все приняли. — Никого не гнёт, а все в эту воду лезут.
— Слушай, геолог! Ты про реки говорил — как же они не замерзают здесь?
— Замерзают, только не сразу. Они льются горячим источником из-под земли. Самая длинная река в Антарктиде с вулкана бежит километров тридцать, пока в лёд превратится.
— А эта — как думаешь — длинная?
— Может быть километра два-три? Вода ещё теплая, пар идёт… Тихо.
— Пойдём? Молодой, мы втроём — Змей Горыныч о трёх головах, — помнишь? Мы — одно целое. Фонариком светить только под ноги, чтобы блеска не было.
Трое поднялись и сделали первый шаг. Ноги разъезжались по наледи. Они шли на шести ногах, роняя и поднимая друг друга. Понимая друг друга.
В царстве мёртвых
Через полчаса хода все взмокли, напряжение было адским.
— Как в царстве мёртвых, — прошептал геолог, желая показать бодрость духа, — подземелье, река, сейчас черепа с потолка посыплются…
— Ой, ма — за шиворот! — вскрикнул замыкающий.
— Тсс! — обернулся старший.
Чемпион увидел яркую молнию над впереди идущими. Купол лопнул дневным светом и стал падать.
— Ложись! — заорал он. Белая волна снега расплющила Горбача в крест, навалилась сугробом, двигалась на край эстакады, мгновенно, как дикий зверь, проглотив командира и стремясь унести его в воду.
— Держи Горбача, геолог! — крикнул чемпион, упираясь ногами и натянув фал на кулак. Тело его выгнулось, как упругий лук перед выстрелом. Было слышно, как захрустели косточки по хребту и плечам. Шапка сдвинулась на глаза, мешая ему видеть. Чемпион мотнул головой, бодая пустой воздух, шапка упала под ноги, а глаза вспыхнули. — Держи!
Геолог рванул на себя, заваливаясь на бок, падая на одно колено, высоко вздёрнув руки, которые мелькали пропеллером, выдергивая командира из-под снежной лавины. Горбач махал конечностями, пытаясь уцепиться или поймать опору, и был уже мухой над чёрной бездной. Раздался тяжёлый плеск — снег рассыпался по воде. Свет! Снежинки кружили в воздухе, наполняя пространство. Темнота над головой лопнула, приоткрыв небо и дневной свет, воздух вдруг перестал пахнуть сероводородом, наполняясь морозом и сыростью. Воля и свет! Хотелось хватать эту кашу воды и ветра, запихивать в рот и глотать рваным облаком, дышать и не задохнуться. Так захотелось жить…
— Держа-ать!.. ать-перемать! — Кричали чемпион и геолог одновременно, дыша, как два паровоза. Стало жарко и холодно. Они тянули ледяной фал, мокрый и жёсткий. Горбач висел смятой грушей и тянул их вниз. Первым поехал по ледяной корке геолог и закричал Чемпиону:
— Я удержусь! Удержусь… держусь! — он висел на фале,
