Слушай меня, змей-командир, что покажу сейчас! Посмотри вперёд! Не дрожи ты так, холодно, что ли? Глотни ещё. Посмотри, что показываю… Вон их рубка — картинка со свастикой. Видал! Смотри, циркач! Видишь? Как удачно эта крыша провалилась над нами. Нашли место. Субмарина рядом. Я — при погонах. Везучий ты, Горбачок. Жить да жить!
Командир трудно поднял голову, сел, долго вглядывался в пространство:
— Не вижу. Дай снега ещё… Голову снегом вытри мне…
— И мне, глоток…
— Какой тебе глоток, мальчик? Опоздал. Говорю тебе — хватит! Тебе, молодой, молочко сгущённое, чтобы маму вспомнил. Это же ни с чем и сравнить нельзя. Мамулечка моя, царство небесное, так любила смотреть, когда я за ложку брался… И командиру дадим. У меня на всех хватит. А теперь тем более, потому как на этой субмарине запасов должно остаться, а хлопцев — нет. Царство небесное. У меня на это дело, на чужую смерть, нюх есть.
…Подводная лодка блестела ледяным панцирем. Командир заснул неожиданно. Ему снился африканский песок и солнце, два солнца, три солнца. Жарко! Он снова пил снег, хватая его двумя ладонями сразу. Египетская подлодка тонула у него на глазах. Экипаж выползал из чрева и разбегался, как муравьи, по воде, по песчаному берегу. Чужой самолёт зашел в длинном пике и строчил из пулемёта, взбивая фонтаны и столбики, по реке поплыли красные пятна. Опять жарко. Снова глотал снег кусками. Чёрная лодка нырнула носом в жёлтую воду, переломилась… Рубка засыпана снегом, как египетская пирамида песком. Песок и снег менялись местами. То жарко, то холодно. Время рассыпало скорбный пепел. Хлопья пепла кружатся, как чёрный снег. Жар пустыни и лёд полюса — всё сеет смерть, как солнце роняет тень.
Горбач открыл глаза и долго привыкал к темноте. Самолёт улетел, солнце погасло, высоко над головой кружили снежинки, одна попала ему на лицо… другая… третья… Прохлада была приятной. Спина сжалась от холода.
Геолог держал в руках ржавый шмайсер:
— Как он здесь оказался? Он реально нас спас! Тот, кто ткнул его в эту расщелину — он же спас нас? А сам давно умер… — Не цепляйся за старое, — произнёс чемпион, взял у него из рук и отбросил с причала в воду, — старое иногда стреляет или на дно потянет… Слушай меня. — Чемпион снял рюкзак, стал доставать запасы. — Аптечка, фляга со спиртом полная! Ракетница и ракеты, сгущёнка — доверяю. Циркач, ты ответственный, учти. Руку давай, перевяжу сейчас. Вопросы отставить, клешню давай… Ууу, какая мясища… Командир! Ты меня слышишь? Ты понял — командование беру на себя? Пошутил нету. У тебя сотряс мозга, признаки на лицо: голова кружится, рвота была, отлежаться надо. Но оставляю в группе советником. Лежи и советуй, хи-хи-хи. Это, во-первых. Второе, шея твоя мне не нравится — голова к плечу клонится. Надломилась! Больно?
— На месте.
— На месте? Посмотри на себя! Голова в плечи по самый глаз ушла. Дёрнуть?
— Не шути.
— Ладно. Примотать её к жесткости не мешало бы… Циркач, ты возвращаешься к шлюпке, перегоняешь её сюда, командира спускаем в шлюпку и на судно, к доктору. Не задерживайся. Ждём тебя. Я пока позвонки ему посчитаю.
— До поясницы смотреть будешь? Холодно. — Командир шевелил языком слабо, а шею поддерживал, чтобы голова не упала.
— До копчика, как учили. А холодно, так это шок у тебя. Сейчас укол сделаю.
— Все у меня нормально. Ноги-руки шевелятся, сознание не потерял, боли не чувствую.
— Врёшь. Шок был. Шею ломит. В глазах искры. За ушами хрустит. Так?
— Это пройдёт.
— Шок пройдёт — боль навалится. Обсуждению не подлежит. На бочок можешь?
— Чемпион, я помогу ему?
— Ты ещё здесь? Приказ получил? Исполнять! Бегом!
— Есть.
Шторм
Геолог повернулся и зашагал прочь.
Прошло полчаса. Чемпион закончил осмотр командира и объявил диагноз:
— Горбоплеч! Руки в стороны зачем делал? Самолёт изображал? Позвоночник цел, а голова в плечи ушла.
— Хватит издеваться, сейчас поднимусь.
— Лежать! Пока пропеллер из мозгов не улетит, ясно? — Чемпион взглянул на циферблат: — Дистанция до судна начала сокращаться, значит, капитан снялся с якоря, лазарет к тебе сам едет.
Геолог шёл быстро. Открывшийся просвет впереди и луч сверху придавали уверенность шагу и мыслям. Шлюпку уже было видно — плясала у причала. В сотне метров он увидел то, что пропустил, когда догонял товарищей. В одном месте стена углублялась в скалу, образовывая просторную нишу, почти зал. В глубине его лежали штабеля заледеневшего груза. Он подошёл ближе и начал осматривать. Длинные упаковки напоминали оружейные ящики, их было много, штук триста-пятьсот, может быть. На одной упаковке увидел табличку с именем «Курт Вагнер… №…». Снег местами укрыл штабеля сугробами. Какая-то мысль крутилась в мозгу, но циркач не мог уловить, о чём она. Задерживаться не стал, понимал, что чемпион не зря торопил его — надо быстрее доставить раненого на судно, к доктору. Он понял, что в упаковках. «Остывшие воины рейха в ожидании команды. Они не знают, что умерли.
На каждый номерок где-то есть дата, запись… Порядок — прежде всего. Армия! Грудь четвёртого человека!».
Включилась антенна приёмника, появилась связь:
— Горбач, горбач… Я чиф. Снялись с якоря, идём в вашем направлении, постараемся подойти ближе. Один шквал прошёл, второй на подходе. Видимость миля-полто-ры. Подтвердите приём!
— Чиф, я циркач! Информацию принял. Группа в работе. Через час предполагаем выйти из грота. Подробности позже. Конец связи.
— Принял. Удачи.
В рубке были чиф, капитан и сэр-начальник. Матрос стоял у штурвала и не слышал разговора:
— Через час будет поздно, шквал подойдёт раньше. Так и ночь придёт. Зыбь растёт на глазах. Если смогут продержаться — оставим их до улучшения погоды в гроте. — Капитан посмотрел в иллюминатор. — Берег затуманился.
— Только бы всё нормально у них? — Сэр потрогал свои подтяжки.
— Что, сэр-начальник, брюки на месте? — усмехнулся кэп. — Не оглядывайтесь, я в хорошем смысле.
— Шутки у вас, — начальник провел ладонью ниже спины.
— По голосу — всё в порядке, — смягчил напряжение чиф.
— На якорь становиться не будем, глубины здесь за триста метров.
— Такие места и выбирали для базовых стоянок.
— То есть?
— Толщина ледника на берегу не больше двухсот, сползая, он погружается на 150–180, остаётся запас для погружения лодки на предельную глубину, чтобы выскочить.
— Что ж вы молчали? Мы столько времени потеряли на мелководье?
— Сам я только сейчас сообразил, — начальник склонил голову, — нюансов много, какой главный? Лёд?
— Лодки! О лодках, что можете сказать? Да не секретничайте! Нам, может быть, экстремалов своих выручать придётся, все важно.
— Какой секрет? У Рейха до начала войны
