Накормив людей обедом, Синг Ли отправился на берег, прихватив удочку, веревку и наживку, чтобы расставить силки на водоплавающих птиц. Он ступал неслышно среди джунглей, внимательно приглядываясь и прислушиваясь к любой необычной детали, и в итоге увидел на берегу двоих мужчин, тогда как сам он оставался для них невидимым.
Там находились Будудрин и тот самый рослый малаец, которого Синг уже встречал дважды - первый раз в великолепном одеянии, возглавлявшего пиратскую лодку, а второй - как простого торговца, прибывшего на "Итаку", но без единого товара.
Они сидели на корточках на берегу на опушке джунглей почти рядом с тем местом, откуда собирался выйти Синг, прежде чем он обнаружил их. В считанные секунды китаец прокрался сквозь густой подлесок и остановился от них менее чем в трех ярдах. Те вели между собой тихую беседу, однако достаточно громкую, чтобы Синг не пропустил ни единого слова.
- Говорю же тебе, Будудрин, риска не будет никакого, - произнес высокий малаец. - Сам же сказал, что никому не известно о месте пребывания белых людей, и если они не вернутся, то тебе поверят на слово, что бы ты ни наплел об их участи. Если приведешь ко мне девушку, получишь щедрое вознаграждение, а если сомневаешься в верности кого-либо из своих людей, то кинжал заставит их замолчать так же, как заставит замолчать белых людей.
- Меня удерживает не страх перед белыми, о, раджа Мюда Саффир, - сказал Будудрин, - но кто поручится, что, прибыв в твою страну с девушкой, я не паду от рук тех, кто воспылает ко мне завистью за ту великую услугу, которую я окажу великому радже?
Мюда Саффир прекрасно понял, что Будудрин в действительности дипломатически выразил недоверие ему самому, однако не рассердился, поскольку обвинение не являлось прямым. Но он не знал главного, он не знал о тяжелом сундуке и о желании Будудрина вдобавок к вознаграждению за девушку завладеть в недалеком будущем гораздо более значительными сокровищами, которые, как он полагал, хранились под тяжелой дубовой крышкой.
Поднявшись в полный рост, Мюда Саффир и Будудрин направились по берегу к маленькому туземному каноэ, на котором раджа прибыл на встречу. Вскоре они оказались вне пределов слышимости, и Синг не мог больше разобрать ни слова, но и услышанного было достаточно, чтобы укрепить подозрения, давно зародившиеся в душе китайца.
В тот день он не стал ловить птиц, опасаясь быть замеченным стоявшими на берегу Мюда Саффиром и Будудрином, которые могли заподозрить, что он слышал их разговор. Хорошо разбираясь в малайцах, мудрый Синг Ли отдавал себе отчет в том, что те разбираются в китайцах ничуть не хуже, поэтому он тихо пережидал в укрытии, когда уберется Саффир и вернется в лагерь Будудрин.
Даже когда те исчезли из виду, осторожный Синг Ли еще долго оставался на берегу. И перед самым уходом заметил нечто, несказанно удивившее его...
* * *
Профессор Максон и фон Хорн стояли над одним из шести контейнеров, установленных в два ряда вдоль стен лаборатории. В тот день профессор пребывал в более благодушном настроении, чем обычно, и их разговор вновь приобрел нотки непринужденности, характерной для первого месяца их знакомства в Сингапуре.
- А как быть с теми, первыми, которые столь уродливы? - поинтересовался фон Хорн. - Вы не можете привезти их в цивилизованный мир, но и оставить их здесь, на этом острове, тоже не годится. Что вы решите?
Профессор Максон на мгновение замолчал.
- Я не особенно задумывался над этим, - сказал он наконец. - Они издержки моей великой работы. К сожалению, они такие, какие есть, но без них я никогда не дошел бы до того совершенства, которое, как я уверен, мы получим здесь.
И он ласково похлопал по тяжелой стеклянной крышке контейнера, рядом с которым стоял.
- И это только начало, - проделал он. - Отныне ошибок больше не будет, хотя я и сомневаюсь, сможем ли мы когда-нибудь улучшить то, что так быстро формируется здесь.
Его длинная худощавая рука снова ласково коснулась походящего на гроб контейнера, в изголовье которого была прикреплена табличка с надписью "НОМЕР ТРИНАДЦАТЬ".
- Но остальные, профессор! - не унимался фон Хорн. - С ними нужно решать. От них одни неприятности, причем немалые. Вчера Номер Пять захотел получить бананы, которые я дал Номеру Семь. Я попытался урезонить его, но, как вам известно, он умственно неразвит, даже слушать меня не стал и набросился на Номер Семь, чтобы отнять желанное лакомство. Разыгралось жесточайшее побоище, посрамившее бы двух бенгальских тигров. Номер Двенадцать послушен и смышлен. С его помощью и с помощью хлыста мне удалось разнять их прежде, чем они прикончили друг друга. Ваша самая большая ошибка состоит в том, что вы сосредоточились прежде на физическом совершенстве своих питомцев. Вы перестарались, и в итоге "двор тайн" населен дюжиной животных, обладающих страшной силой, но с мозгами, которых едва хватило бы на три особи.
- Они такие, какие есть, - ответил профессор. - Я сделаю для них все, что смогу. А когда меня здесь не будет, им придется позаботиться о себе самим. Иного выхода я не вижу.
- То, что вы им дали, можно взять обратно, - тихим голосом сказал фон Хорн.
Профессор Максон вздрогнул. Те три страшных дня, проведенных в лаборатории в Итаке, наполнили его память отвратительными подробностями, которые в течение многих месяцев он пытался забыть. Жесточайшие душевные страдания изменили его, изменили настолько, что временами он даже боялся за собственный рассудок.
- Нет, нет! - запротестовал он. - Это было бы убийство. Они же...
- Они _ничто_, - прервал его фон Хорн. - Это не люди и даже не животные. Они уродливые бездушные существа. Вы не имеете права позволить им жить дольше, чем это необходимо для доказательства вашей теории. Об их существовании не знает никто, кроме нас, и никто не узнает о том, что их не стало. Это нужно сделать. Они представляют для всех нас постоянно растущую опасность, но более всего - для вашей дочери.
В глазах профессора появилось хитрое выражение.
- Понимаю, - сказал он. - Вам необходим прецедент, чтобы потом избавиться от всех, даже тех, кто не урод и не зверь, даже от этого верха совершенства. - И он снова прикоснулся к контейнеру. - Таким образом вы задумали устранить со своего пути всех соперников. Ну уж нет! - голос его сделался визгливым. - Я не пойду ни на какие компромиссы. Ничто не заставит меня отказаться от принятого решения. Каким бы он ни получился, он непременно женится на моей дочери!
Достигнув кульминационного пункта своей речи, профессор приподнялся на цыпочки, занес высоко над головой сжатый кулак, а когда громогласно изрек последнюю фразу, сопроводил заключительное слово ударом кулака по стоявшему перед ним контейнеру. В его глазах полыхало пламя необузданного безумия.
