Мак Грегор в сопровождении остальных — само собою разумеется, что никто из них не забыл захватить с собой оружие — вышел к ним и объявил им помилование. Хорошо, что он поторопился: бунтовщики с завода, удостоверившись, что индейцы уже явились, и ожидая, что битва между хозяевами и ими сейчас разгорится, прибежали к ним на помощь, вооруженные молотками и ломами. Впереди бежали мулаты, за ними шли белые рабочие, все больше кузнецы и пиротехники, занимавшие на заводах более видное положение. Они, в сущности, не были бунтовщиками, но, не в силах будучи остановить движение, решились присоединиться к победителям, какая бы сторона не одержала верх. Положение «хозяев» было довольно критическое: хотя все они были вооружены скорострельными ружьями и револьверами, но численный перевес был на стороне врагов. К счастью, мулаты, увидев индейцев распростертыми на земле, приостановились, и воинственный пыл их поутих; пошептавшись между собою, они начали было отступать, и все, казалось, готово было уладиться, но у «хозяев» был враг, опасности которого они не подозревали. Старый предводитель индейцев был человек весьма хитрый и отважный; он часто бывал между европейцами, много слыхал о «белом колдуне» — так называли Бернета, слава которого успела проникнуть уже далеко — и понимал, что вся суть в нем и что, если б его не стало, то прочие без него ничего не поделают. Однако он ничем не выдал, что было у него на уме, и преклонил перед ним колено вместе с прочими, но когда Мак Грегор, сделав индейцам знак, что они могут встать и удалиться, пошел обратно к дому с остальными, индеец не остался со своей шайкой, а незаметно пошел за англичанами. Пропустив младших вперед, Мак Грегор шел в арьергарде со своими главными помощниками; индеец подкрался к ним сзади, как змея; в руке у него сверкнул длинный нож — и Бернет упал на землю, обливаясь кровью.
Броситься на индейца, схватить его железной рукой за горло, повалить и придавить коленом было для Мак Грегора делом одной минуты. Но падение Бернета было тотчас замечено. Толпа рабочих, начавшая было расходиться, остановилась; индейцы переменили покорный вид на свирепый. Дело опять начало принимать грозный оборот для англичан: что могли сделать семеро, хотя и хорошо вооруженных, людей против рассвирепевшей толпы человек в двести, ждавшей только сигнала, чтобы кинуться на них. Но Мак Грегор не потерялся: его удивительная сообразительность не покинула его и в эту опасную минуту.
— Кто-нибудь из вас, подержите эту собаку, — сказал он, обращаясь к товарищам, — а я посмотрю, что с Бернетом. Остальные — стойте наготове и, как скоро один из этих негодяев сделает хоть шаг вперед, стреляйте, сплотитесь вместе — вот так! Молодцы!
Энергичный Гордон бросился к индейцу и приставил к его виску дуло своего револьвера. Прочие живо выполнили предписанный им маневр, словно век повиновались подобным приказаниям. Успокоившись, что индеец не уйдет, Мак Грегор подошел к Бернету, у которого кровь лилась ручьем. Перевязывая ему наскоро рану, Мак Грегор начал вполголоса убеждать его в чем-то.
— Нельзя ли обойтись без этого? — проговорил Бернет слабым голосом, — тяжело…
— Полно вздор молоть! Что значит жизнь одного человека в сравнении с жизнью сотни людей! Неужели ты не видишь, что, если нам не удастся их рассеять, битва завяжется насмерть? Не думаешь ли ты, что они простоят так целую ночь и будут смотреть на нас? Стоит кому-нибудь крикнуть: «Вперед!» и вся ватага на нас кинется. Решайся, пока не поздно.
— Ну, хорошо. Слушай!
Мак Грегор наклонился к нему, и он вполголоса с сильной поспешностью дал ему какие-то инструкции.
— Понимаю, — сказал Мак Грегор, вставая. — Будет сделано, и — поверь — это единственный выход.
Между тем обе враждебные стороны все стояли одна против другой, не трогаясь с места, но, по-видимому, горя нетерпением вступить в битву. Мак Грегор подошел к товарищам и шепнул им торопливо:
— Господа, этот индеец должен умереть, иначе мы все погибнем. Если нам не удастся их разогнать, они через пять минут нападут на нас. Наша жизнь на волоске. Я стою за то, что этот злодей достоин смерти; говорите скорее: согласны вы со мной?
— Согласны! — ответили все в один голос.
— Хорошо, — сказал Мак Грегор и быстро подошел к тому месту, где лежал индеец, не смея шевельнуться под револьвером Гордона.
— Вставай и иди впереди, — сказал он дикарю, наводя на него свой револьвер и сделав знак Гордону отойти к прочим. Индеец встал и вышел на середину площадки, окруженной собравшейся толпой. Мак Грегор вынул из кармана шелковый мешок и вытряхнул из него что-то похожее на серую скользкую глину, затем отшвырнул мешок далеко в сторону.
— Стань тут! — приказал он индейцу, указывая ему на это место. Тот угрюмо повиновался и ступил на глину своими мокасинами.
— А вы, — крикнул он окружающим индейцам и рабочим, — ни с места! Иначе пеняйте на себя. Стойте и смотрите!
В голосе у него прозвучало столько энергии, столько власти, что бунтовщики повиновались, хотя между ними пронесся глухой, зловещий гул.
— Поди сюда, Смит! — позвал он одного из рабочих, которого знал как главного зачинщика восстания. Тот колебался с минуту, затем нехотя повиновался и подошел к хозяину. Мак Грегор вынул из другого кармана что-то, бережно завернутое в шелковую ткань, развернул обертку и подал Смиту довольно тяжелую металлическую пластинку. Прочие внимательно следили за этого сценою; яркий свет электрических фонарей рельефно освещал их бледные свирепые лица.
— Передай это своему приятелю, — сказал Мак Грегор, указывая ему на индейца.
Смит взял пластинку и приостановился в недоумении, словно не зная, как ему поступить.
— Делай, что велят, не то я пристрелю тебя на месте! Невольно повинуясь магическому влиянию этого сурового, твердого, как сталь, голоса, рабочий взял пластинку с напускною хвастливостью, точно желая сказать: «Полно вам форсить!» и пошел к тому месту, где стоял индеец.
— Близко не подходи! — крикнул ему Мак Грегор. — Передай ему издали!
Смит машинально повиновался. Бернет, все еще лежавший на земле, с усилием приподнялся и отвернулся, чтобы не видеть происходившего. Мак Грегор, напротив, не спускал глаз с индейца; взгляд его сверкал непоколебимой, мрачной решимостью.
Дикарь взял пластинку с тем же выражением угрюмого равнодушия, которое не покидало лица его с тех пор, как его схватили. Но едва пальцы его успели коснуться блестящего металла, как он вздрогнул всем телом, вытянулся и словно распался в прах. На том месте, где он стоял, очутилась груда какой-то бесформенной мякоти. Смит в ужасе отшатнулся и наверно упал бы, если бы Мак Грегор не поддержал его.
