Теперь Березкин предложил начать с него. Сперва мы дали хроноскопу задание выяснить, как была вырвана страница. Портрет Зальцмана хранился в "памяти" хроноскопа, и поэтому он тотчас возник на экране. Но с ответом хроноскоп, к нашему удивлению, медлил дольше, чем обычно. Потом на экране появились руки худые, с обгрызенными ногтями, перепачканные землей; руки раскрыли тетрадь, секунду помедлили, а затем торопливо вырвали лист, уже испещренный непонятными значками, сложили его и спрятали. Экран погас.
- Три любопытные детали,- сказал я Березкину.- Обгрызенные ногти, перепачканные землей руки, торопливые движения. Зальцман зарывал какую-то вещь и боялся, что его могут заметить. Обгрызенные ногти, если только это не старая привычка, свидетельствуют о душевном смятении.
- Это не привычка, - возразил Березкин. - И вот доказательство.
Он переключил хроноскоп, и на экране вновь появился умирающий Зальцман. Руки его-худые, но чистые и с ровными ногтями - сжимали заветную тетрадь.
- Дадим новое задание хроноскопу, - предложил Березкин.-Может быть, он сумеет расшифровать запись.
И хроноскоп получил новое задание.
Ответ, но не тот, на который мы рассчитывали, пришел немедленно. В полной тишине зазвучали странные слова: "Цель оправдывает средства. Решение принято окончательно, осталось только осуществить его. И оно будет осуществлено, хотя я предвижу, что не все пойдут за мною..."
Березкин протянул руку и выключил хроноскоп.
- Недоразумение,-сказал он.-Придется повторить задание.
Он повторил задание, и вновь мы услышали металлический голос хроноскопа: "Решение принято окончательно..."
- Что за чертовщина!-изумился Березкин.-Ничего не понимаю.
Он хотел снова выключить хроноскоп, но я удержал его:
- Мы же условились верить прибору. Давай послушаем.
Металлический голос продолжал: "...не все пойдут за мною. Придется не церемониться..."
И вдруг по экрану-а он светился слабым нейтральным светом-прошли зеленые волны, и голос забормотал нечто совершенно непонятное.
Березкин выключил хроноскоп.
- Что-то неладно, - сказал он. - Определенно что-то неладно. Никто ж посторонний не прикасался к прибору. Он должен работать исправно!
Березкин, нервничая, хотел еще раз повторить задание, но я попросил его вынуть лист из хроноскопа.
- Для чего он тебе нужен? - не скрывая раздражения, спросил Березкин.- Мы ж его вдоль и поперек изучили!
Я все-таки настоял на своем, хотя и не знал еще, что буду делать со страницей. Я долго рассматривал ее, а Березкин стоял рядом и торопил. Он почти убедил меня вернуть ему лист, когда мне пришла на ум неожиданная мысль.
- Послушай,-сказал я,-ведь хроноскоп исследует страницу с верхней кромки до нижней, не так ли?
- Так.
- Теперь обрати внимание; строки, написанные рукою Зальцмана, расположены почти посередине страницы.
- Но выше ничего нет!
- Есть. Мы с тобой этого не видим, а хроноскоп заметил .
- Тайнопись, что ли?
- Не знаю, но что-то есть. Постарайся уточнить задание. Можно сформулировать его так, чтобы хроноскоп пока не анализировал строчки Зальцмана и сосредоточил внимание только на невидимом тексте?
- Сформулировать можно, но что получится?
- Попробуй.
- Ты думаешь, изображение и звук смешались из-за того, что одно нашло на другое?
- По крайней мере эта мысль пришла мне в голову.
- Гм, - сказал Березкин. - Рискнем.
Он довольно долго колдовал около хроноскопа, а я с волнением следил за его сложными манипуляциями: мы приблизились к раскрытию какой-то тайны, и если хроноскоп не подведет...
Березкин сел рядом со мной, и в третий раз зазвучали уже знакомые слова. Когда металлический голос произнес: "Придется не церемониться..."-я невольно взял Березкина за руку, но голос, ничем не заглушаемый, продолжал: "Кто будет против, тот сам себя обречет на гибель вместе с чернью. Замечаю, что кое-кто забыл, кому все обязаны спасением. Придется напомнить. Только бы справиться с этим... Никогда не прощу Жильцову, что он взял его..."
Голос умолк, и экран потемнел.
Мы с Березкиным удовлетворенно переглянулись: хроноскоп выдержал еще одно сложное испытание.
- Все это мило, но я пока ничего не понимаю. Стиль-явно не Зальцмана,-сказал Березкин.-"Заговорил" еще один участник похода. Но кто из них?
- Стиль не Зальцмана, - согласился я. - И все же не будем спешить. Пусть хроноскоп подтвердит нашу правоту - если почерки разные, он легко определит это.
И хроноскоп подтвердил, что прочитанный им невидимый текст написан рукою другого человека-не Зальцмана: условная фигура этого неизвестного участника экспедиции так и не совместилась на экране с вполне конкретным изображением Зальцмана.
- Можешь домыслить и облик незнакомца, - полушутя предложил мне Березкин.-Портретные характеристики - это ж твоя стихия. Зальцман на экране как живой.
- Странно ты относишься к испытанию хроноскопа, --сказал я.-У тебя даже не появилось желания и в этом плане проверить его возможности. Совсем не исключено, что по характеру текста и почерка он способен дать - пусть приблизительную-характеристику человека, его внешнего облика.
- Вот ты куда метишь! -усмехнулся Березкин. Но идея ему понравилась, и он принялся мудрить с формулировкой задания. Наконец он отошел от хроноскопа, и мы увидели на экране человека - широкоплечего, плотного, подтянутого, совершенно непохожего на Зальцмана; портрет был лишен запоминающихся индивидуальных черточек, но все же у нас сложилось впечатление, что хроноскоп изобразил человека требовательного, привыкшего повелевать, жесткого или скорее даже жестокого; он сидел и писал, и мы видели, что тетрадь у него такая же, как та, которую прятал Зальцман.
- Н-да,-протянул Березкин.-Если хочешь знать, для меня это полная неожиданность. Я почти не сомневался, что хроноскоп не сможет охарактеризовать человека...
- Вот видишь, как ты ошибся в своем детище...
- Не совсем так. Если бы не придуманная тобою портретная характеристика Зальцмана, хроноскоп, пожалуй, действительно ничего бы не сделал... Зальцман послужил как бы отправным пунктом. Но это - технические детали. А вот откуда взялся сей сурово-начальственный типаж?.. Впрочем, не будем гадать. Пусть хроноскоп сначала расшифрует и проиллюстрирует строчки Зальцмана,
- Сразу и проиллюстрирует?
- Попробуем.
То, что мы увидели через несколько минут, повергло нас в еще большее удивление. Металлический голос четко и бесстрастно произнес: "Долина Четырех Крестов". Мы надеялись увидеть на экране долину, но изобразить ее хроноскоп не сумел: неясное видение быстро исчезло, и на экране возник Зальцман. Волнуясь и словно опасаясь кого-то - хроноскоп отчетливо передал его состояние, Зальцман сделал в тетрадке запись, и мы тотчас узнали какую: "Спасения нет, потрясен случившимся, дневник спрятан..."
