Греко так и не вышел. Они все кричали ему через громкоговоритель, и наконец он отозвался — голосом слабым и спокойным, который, казалось, шел ниоткуда. Он сказал только:
— Уходите. Я не выйду. Предупреждаю: не пытайтесь ворваться силой.
Но, конечно, он знал, что они не послушаются.
Они и не послушались. Они попытались применить силу.
А он, как в романе, тоже применил силу в ответ.
Когда я вышел, дверь дома захлопнулась. Они выломали из забора столб и пустили его в ход, как таран, но он тут же загорелся. Они разыскали железный брус от старой кровати и попробовали пустить в дело его. О чем тут же и пожалели: он расплавился посредине, обдав их огненными брызгами.
Вежливый молодой человек сказал, забыв про вежливость:
— Эй, ты, что он там делает? Что у него там такое?
— Демоны, — сказал я тупо. Зря я так сказал, но что мне оставалось? Пытаться втолковать федеральному агенту уравнения Максвелла?
Они предприняли еще одну попытку, их было по крайней мере человек пятнадцать-двадцать. Они побежали к окнам, и окна разлетелись и окатили их вишнево-красным дождем расплавленного стекла.
Они попытались вновь сунуться через пустые рамы, когда никаких стекол уже не осталось, и рамы заполыхали вокруг них. Голубой дым вспыхнул белизной в желтом свете пламени и белом — прожекторов. Они пробовали и в одиночку — крадучись, и группами человек по десять — громко вопя.
Это было безнадежно. Безнадежно для обеих сторон, потому что они не могли ворваться в дом, а Грек не мог выбраться из него, так как они не уходили. Даже тогда, когда с глухим хлопком и желтой вспышкой взорвался бензобак одной из машин. Только я и худощавый молодой человек в мгновение ока выскочили из машины. И тут все машины взлетели на воздух. Но они не отступились. Тогда их пистолеты начали стрелять сами собой, не дожидаясь, чтобы кто-нибудь нажал на спуск, а стволы размягчились, потекли и разбрызгались по земле. Но у них еще оставались руки, и они не отступили.
Грек не то спятил, не то потерял контроль над демонами — что именно произошло, сказать невозможно. Вдруг раздался зловещий воющий рев — и целое дерево запылало от корней до верхушки. Гигантский старый дуб, ярдов двадцать высотой, простоявший там лет двести, не меньше. Однако демоны Греко все переделали по-своему. Дуб вспыхнул и взлетел на воздух, выбрасывая снопы пламени и искр, как римская свеча. Может, Грек думал, что это их напугает. Может, так оно и было. Но вдобавок они пришли в бешенство. Они все разом, все до одного, кроме моего приятеля, бросились к самому большому, самому зияющему из окон…
И отскочили назад с проклятиями и воплями, сбивая с одежды пламя.
Струи пламени вырвались изо всех окон и дверей. Старый дом, казалось, вдруг разбух и через полсекунды превратился в огненный тюльпан.
Тут приехали пожарные, но они немного опоздали. О, они вытащили Греко, причем даже живым. Но от лаборатории остался только пепел. Это был третий пожар за карьеру Греко, и притом самый опасный, так как прежде на свободу вырвалась только горстка демонов омоложения, а теперь — мириады демонов обоих видов.
Наступил конец света.
Я это знал.
А жаль, что я ошибся. Вчера я был у Греко. Он женат, и у него чудесный сын. Смотреть на них — одно удовольствие: красивая пара в самом расцвете сил и милый карапуз, только-только научившийся ходить.
И всего один минус: карапуз — это Греко.
Он больше не называет себя Греко. А как вы поступили бы на его месте при нынешних обстоятельствах? Грек успел обеспечить себе порядочное состояние, и я тоже, конечно; правда, деньги теперь не так уж много значат.
Его мозг не был затронут, только тело. Полагаю, что ему повезло. Иной раз демоны поражают мозг своих жертв, и тогда…
Ну, в общем довольно скверно получается.
Через некоторое время Греко понял, что происходит. В мире расплодились оба вида демонов, и оба эти вида со временем поселились в каждом индивидууме.
Но они не убивают друг друга.
Просто один вид растет быстрее, захватывает все в свои руки, и так до тех пор, пока не израсходуются все молекулы, которые нужны этому виду. Тогда верх берет другой вид.
Потом первый.
Потом снова второй…
Мыши живут недолго, и как нельзя балансировать иглой на кончике носа, потому что она слишком коротка, так и короткого мышиного века не хватает для достижения равновесия.
Но человеческая жизнь…
Однако надо же все это привести в порядок.
Плохо и то, что во всех семьях все перемешано, как в семье Греко — сам он сейчас омолаживается, его сын старится, а Минни (я, кажется, забыл упомянуть, что женился он на Минни?), Минни завершила второй цикл омоложения и теперь снова старится.
Но есть вещи и похуже этой.
Начать с того, что, видно, не так уж далеко то время, когда мы израсходуем все пространство. Я имею в виду не время, а именно пространство. Жизненное пространство.
Ну, пусть теперь люди, достигнув зрелости, начинают попеременно молодеть и стареть без конца. Это-то ладно…
Но, черт побери! Хотел бы я, чтобы хоть время от времени кто-нибудь умирал!
Бауэри — район нью-йоркских трущоб.
