— Вы выходили из дома?
— Да, ночью. В каком-то бреду. Но Томаса я нашла, и он уехал утром.
Я смотрел и смотрел на ее лицо. Как она молода! Ей, конечно, нет двадцати. На портрете она выглядит старше. Впрочем, быть может, он сделан значительно позже, этот портрет.
— У вас есть знакомые художники? — спросил я.
— Конечно! Разве не помните, что последний раз мы встретились с вами на выставке. И тот длинноволосый в косоворотке, с которым я говорила, как раз художник, на выставке были его работы.
— А он не собирается писать ваш портрет?
Она засмеялась.
— Почему вы решили? Он пейзажист. Но и среди портретистов есть у меня знакомцы.
— А между прочим, я знаю, что портрет ваш уже написан, — сказал я внезапно.
— Вот как? Конечно, вы шутите. Кем же написан портрет?
— Догадайтесь.
— У меня есть рисунок в профиль. Но это набросок, никак не портрет. Я никому не позировала, уверяю вас.
— Но можно писать по памяти.
— Это, наверное, трудно. А кроме того, чтобы писать человека по памяти, нужно, по-моему… ну в первую очередь, чтобы появилось такое желание. Это влюбленные пишут, а нынче любовь не в моде.
— И тем не менее такой человек нашелся.
— Так кто же он и где посмотреть портрет?
— Я вам могу показать репродукцию.
— Репродукцию? — Удивление на ее лице.
— Портрет напечатан в журнале.
— В каком?
— К сожалению, этот номер изъят из продажи, вы не могли увидеть его. Но я успел вырезать репродукцию.
— И где же она? — В голосе недоверие и волнение одновременно.
— Смотрите. — Я положил перед ней портрет.
Она рассматривала его долго. Мне показалось даже, что лицо ее побледнело.
— Но что же это… — пробормотала она. — Не понимаю. Ведь я никогда…
— Она метнула на меня быстрый взгляд.
Молчание. Дыхание ее участилось.
— Это вы? — спросила она.
— Что? — сказал я.
— Я знала, конечно, что вы рисуете к своим произведениям, даже в журналах видела… но… как же это?
Снова молчание.
— Вы никогда не бывали в моей комнате. А тут комната, и кресло мое… Не мое, вернее…
— В том-то и дело, что не ваше. Вы снимаете комнату.
— И что же?
— А до вас снимали другие.
— Уж не хотите ли вы сказать… господи… Вы знаете, мне всегда казалось… казалось… — Она запиналась от волнения. — С той минуты, когда увидела вас впервые, я подумала, это неспроста… и потом… Нет, правда, что-то такое меж нами… И даже встреча здесь, в Риге. Я совершенно не удивилась, только сердце чуть из груди не выпрыгнуло. Как в окно увидала…
Я обнял ее за плечи.
— Не волнуйтесь. Не нужно вам волноваться.
— Я… я просто так… Последнее время думала о вас каждый день. Разве могла я надеяться? Ведь мы даже не были знакомы. Случайные встречи, случайные взоры. Ваши рассказы, все до единой строчки, собраны у меня. Я как девчонка. И вдруг такое… Неужто вы написали мой портрет?
От ее волос исходил сухой горьковатый запах. Это был запах осенних трав, а сейчас ведь и вправду была осень. Странная, непонятная осень, выпавшая из череды годов, преподнесшая мимолетный дар, навсегда смутившая мое сердце.
— Знаете, что мне кажется? — зашептала она. — Сейчас происходит что-то необычайное. Я не хочу возвращаться в Москву, я знаю, что это не повторится. Давайте убежим куда-нибудь вместе. Я чепуху говорю, не обращайте внимания. Но я так счастлива. У вас теплые руки. Почему вы странно одеты? Знаете, сколько я думала о вас? Я даже молилась. Я ставила свечку для нас с вами.
— Когда? — прошептал я.
— На рождество. Я ни о чем не просила, я только поставила свечку.
— Вы ходите в церковь?
— Нет, не хожу. Но тогда захотелось. Если бы друзья узнали, они бы меня засмеяли. Никто с наших курсов не ходит в церковь.
Немного погодя.
— Неужто вы правда до меня снимали эту комнату?.. Нет, не отвечайте. Пусть это будет сон… Мне кажется, все это сон. Завтра проснусь и никогда больше вас не увижу. Или увижу такого, как раньше, проходящего мимо с вежливым вниманием во взоре. Нет, правда, я ничем не хочу вас связывать. Когда вернемся в Москву, вы можете вести себя как прежде. Не подходить ко мне и не здороваться даже. Все равно мы останемся вместе. Все равно наша связь нерасторжима, ведь правда? Как я хочу посмотреть свой портрет! Он очень хорош, даже на репродукции. Это такой подарок. Вам надо писать! У вас талант художника.
Мучительно болела голова. Я потер пальцами виски.
— Знаете, — сказала она, — у меня сумасшедшая мысль. Давайте поедем куда-нибудь вместе. У меня есть немного денег и еще несколько дней в запасе. Я предупредила на курсах.
— Куда же нам ехать? — спросил я.
— Да хоть бы недалеко. К морю. Впрочем, что я болтаю. У вас своя жизнь. Простите меня.
— Вы не представляете, с каким удовольствием уехал бы я сейчас с вами за тридевять земель. Да боюсь, не получится.
— Не получится, — согласилась она печально.
— И не от нас с вами это зависит.
— Да, да, конечно…
— Скажите, какое сегодня число?
Она сказала.
— А год?
Глянула с удивлением, но назвала и год. Я был готов ко всему, но по моей спине пробежал озноб. А не разыгрывают ли все же меня, мелькнула сумасшедшая мысль.
— Как вы очутились в этом доме? — спросил я.
— Очень просто. На вокзале спросила, где можно остановиться и чтоб недорого стоило. Мне указали на этот дом. Его держит какой-то Грот.
— Раймонд Грот?
— Да, Раймонд Грот, антиквар. Действительно, он сдает приезжим недорого.
— Вы видели этого Грота?
— Конечно. Он дал мне ключи, а сам бывает здесь редко.
— Как он выглядит?
— Обыкновенно. В пенсне, с золотыми зубами.
— Молодой человек?
— Что вы! Лысый, с брюшком.
— А не переехать ли вам в другой дом? — неожиданно предложил я. — Там, где я остановился, достаточно места. Я предоставлю вам комнату. Не нравится мне дом этого Грота.
— Мне тоже. Тоскливо и пусто. Не понимаю, почему он называет себя антикваром. Здесь нет ни одной антикварной вещи.
— Итак, решено. Долго ли вам собираться?
— Совсем недолго.
— Я выйду за дверь и подожду, пока вы оденетесь.
— Хорошо.
Я постоял в полутемной прихожей, а потом услышал слабый голос:
— Можно. Входите.
Я открыл дверь и застыл на пороге. В комнате никого не было. Она совершенно пуста, в ней негде прятаться, и все же я подошел к кровати, заглянул под нее.
— Где вы? — спросил я в недоумении.
«Внимание! — раздался металлический леденящий душу голос, он шел откуда-то с потолка. — Зона соединения времен ограничена стенами комнаты. Если бы вы вышли с партнершей на улицу, разные тайм-потенциалы уничтожили бы вас обоих. Поэтому объект общения удален из зоны вашего внимания. Говорил автомат контроля 13–16. Всего доброго».
