— Где вы? — спросил я в недоумении.
«Внимание! — раздался металлический леденящий душу голос, он шел откуда-то с потолка. — Зона соединения времен ограничена стенами комнаты. Если бы вы вышли с партнершей на улицу, разные тайм-потенциалы уничтожили бы вас обоих. Поэтому объект общения удален из зоны вашего внимания. Говорил автомат контроля 13–16. Всего доброго».
Я вышел на улицу. В голове стоял туман, телом владела слабость. У костела Екаба меня поджидал Раймонд Грот.
— Послушайте, что за глупость, — сказал он. — Я недоволен. Куда вы потащили девушку? Хотите, чтоб у нее свихнулись мозги? Между прочим, за включение автомата контроля с меня снимут очки. Подводите, старина. Я думал, вы человек разумный.
— Вот что, экспериментатор, — сказал я, — прежде чем я поверю, что все это правда, представьте доказательства.
— Какие вам еще доказательства! — воскликнул он. — Я перед вами, и все тут.
— В таком случае сделайте мне одолжение.
— Слушаю, старина.
— Не разлучайте меня с этой девушкой.
Он присвистнул.
— Каким же образом? Переселить вас туда? Но это невозможно. Поверьте, старина, это совсем не в моих силах. Я ведь всего лишь студент. А кроме того, ваше место там занято. Не забывайте, у вас есть предшественник. Она влюблена в него, а не в вас. У меня тоже имеются предшественники в разных веках. Например, в семнадцатом. По этой причине командировка туда мне заказана. Я и не рвусь. Мало ли времен на свете?
— Этот человек мне дорог, — сказал я.
— Ну и прекрасно! Носите портрет.
— Вам знакомы человеческие чувства?
— Вполне знакомы.
— Ну так сделайте что-нибудь!
— Я и так сделал для вас немало. По крайней мере, ничего не скрываю. Я говорю с вами на равных, старик, а мог бы обойтись как с подопытным кроликом.
— Вы и так обходитесь со мной, как с кроликом. И не только со мной.
— Ничего подобного! Я всегда придерживался того мнения, что все люди во все времена равны.
— Хорошо, — сказал я, — что же дальше?
— Завтра эксперимент кончается. Я рассчитываю на побочный эффект.
— К черту ваши эффекты. Я увижу ее?
— Завтра вечером. Только прошу вас быть осмотрительным. Вы же заметили, что автомат контроля следит. Положим, вы обведете меня, но автомат провести невозможно. И не дурите девушке голову, пожалейте ее.
— Что же я должен делать?
— Что угодно, только не раскрывать ваших карт.
— Зачем же вы мне их раскрыли?
— Старина, повторяю вам в сотый раз, я хочу быть на равных. А кроме того, рассчитываю на побочный эффект. На все эти психометрические замеры во время ваших бесед мне положительно наплевать. И так давно известно. Девятнадцатый не противопоказан двадцатому. Мне нужно совсем другое.
— Вы так «откровенны» со мной, что об этом «другом», разумеется, не проговоритесь.
— Всему свое время! И это раскрою вам, старина. Потерпите.
— В таком случае, спокойной ночи.
— И вам спокойной.
— Постойте. Скажите, Раймонд Грот, в каком времени вы проживаете? И хорошо ли вам там? Будьте со мной на равных.
— Тсс! — Он приложил палец к губам. — Вот об этом ни слова. Закрытая информация. Тут я бессилен, старик.
— В таком случае пропадите вы пропадом, — сказал я.
Утром я отправился на вокзал встречать Иманта. Поезд не опоздал. Прошла вереница прохожих, но Иманта я не увидел. Что ж, ожидал подобного. Некоторое время я бродил по улочкам, а потом позвонил на Эрглю в надежде, что пропустил Иманта. Телефон молчал. Где же Имант? Если бы он не уехал вчера, то, без сомнения, позвонил бы мне из Москвы, после десяти я был дома.
Я все кружил и кружил по городу, а потом сел на электричку и уехал в Юрмалу. Тут я бродил по берегу моря, наблюдая крикливую суету чаек и вдыхая острый морской воздух. Пообедал в кафе и даже просидел два часа в кино. Мне нужно было скоротать время до вечера.
Наконец он пришел, и малиновое яблоко солнца улеглось на белой глади залива. Я позвонил из автомата в Москву. Трубку снял Имант. Голос беспечный, веселый.
— Привет! Я звонил тебе вечером, не застал.
— Во сколько?
— Часов в семь.
В семь часов я разговаривал с Имантом из вокзального автомата.
— А не я ли тебе звонил?
— И ты мне звонил?
— У меня даже такое впечатление, что вчера мы с тобой говорили. Что ты собирался приехать в Ригу.
— В Ригу? Что ты имеешь в виду?
— Ты не помнишь, что мы с тобой говорили?
— Когда?
— Вчера вечером.
— Весь вечер я был в гостях, а звонил тебе перед выходом из дома в семь часов.
Имант не из тех, кто станет разыгрывать дурака. Значит, все так и было. Я звонил Иманту, просил приехать, он согласился, а на самом деле он вовсе не говорил со мной и приехать не обещал. Быль и небыль одновременно. Фокусы Раймонда Грота.
— Ладно, Имант, — сказал я устало, — приезжай побыстрее.
— У тебя голос странный. Что-то случилось?
— Все в порядке, — сказал я и повесил трубку.
У кого просить помощи? Да и в чем мне могли помочь, какая беда приключилась? Не было никакой беды. Напротив, интересное происшествие. Но я не верил до конца во все эти чудеса. Подозревал мистификацию, но не мог понять, с какой целью она устроена. С другой стороны, никаких сомнений не было в том, что в пустом доме на улице Вестурес я встретил ту, с которой писан портрет. Я вспоминал ее речь и находил, что она говорит медленней, плавней, чем принято говорить в наше время. Она употребляла много слов, которые звучали для меня архаично. Вместо «плохо» она говорила «дурно», а вместо «необыкновенно» — «необычайно». Иногда ее речь казалась даже несколько громоздкой. Воспроизвести это на бумаге мне не удалось. Когда я потом перечитывал записи наших бесед, понимал с сожалением, как трудно передать то явственное, но одновременно неуловимое, что отличало ее говор от нынешнего…
Так что же? Как мне вести себя? Не хватало совета друзей, но я уже понял, что окружен невидимой стеной и не в силах через нее пробиться. Оставалось ждать. Оставалось ловить мгновения, когда я мог увидеть ее…
— Я вас ждала, — сказала она. — Через час мой поезд.
— Вы уезжаете? — спросил я.
— Да, возвращаюсь в Москву. Куда вы вчера пропали? Я вышла из дома, а вас уже не было.
— Обстоятельства… — пробормотал я. — Право же, не сердитесь, мне трудно все объяснить.
На ней было темное длинное платье, волосы пучком стянуты на затылке. В такой одежде она выглядела немного старше. Бледное серьезное лицо выражало волнение и беспокойство.
— А вы? Скоро ли назад в первопрестольную?
— Через несколько дней.
