– Разумеется, – согласился Хиллиэр и тут же размашисто расписался на заготовленном заранее листе.
Остальные поспешили присоединиться к нему.
– Прекрасно, – улыбнулся Браннет. – Теперь все в порядке.
Он повернулся к невысокой женщине, молча сидевшей в углу кабинета.
– Профессор Териол, я понимаю, что вряд ли дела нашего университета интересны вам, но, может быть, вы окажете нам честь и тоже поставите свое имя под этой рекомендацией?
Белор Териол поправила выбившуюся прядь непокорных седых волос и отрицательно качнула головой.
– Нет, господа. Мне не хотелось бы вас огорчать, но я не подпишу рекомендацию.
– Неужели мы вас чем-то обидели? – обеспокоено воскликнул Браннет.
– Отнюдь, – спокойно ответила Белор. – Вы были на редкость гостеприимны и милы.
– Тогда, может, вы не согласны с нашей оценкой этой работы?
– Нет, что вы. Я уверена, что и сам соискатель, и его работа просто великолепны.
– И все же я чувствую, что мы вам чем-то не угодили, – упорствовал Браннет. – Убедительно прошу вас объясниться яснее.
– Ну, если вы настаиваете, профессор Браннет, – устало вздохнула профессор Териол.
– Настаиваю – это слишком сильное слово. Я просто искренне прошу вас об этом. В конце концов нечасто философы вашего ранга посещают эти стены. Нам хотелось бы знать все, что думает о нашем Университете такой выдающийся ученый, как вы.
– Будь я помоложе и поглупее, ваши комплименты непременно вскружили бы мне голову, дорогой профессор Браннет, но боюсь, что я уже давно разучилась заливаться жарким румянцем.
Ученые мужи дружно хихикнули, а Белор Териол тем временем продолжала:
– Ваше приглашение доставило мне немало радости. Еще бы – посетить планету Аристотеля. Название вашей планеты – настоящая приманка для философа, а я никогда прежде не бывала здесь. Увиденное превзошло все мои ожидания. Настоящий университетский рай. Планета размерами со старушку Землю, полностью отданная ученым. Да одни только ваши библиотеки могут вызвать самую черную зависть у книжных червей из любой системы Галактики. Не знаю, где вы нашли архитекторов, построивших эти здания, но уверена – создатели подобных шедевров заранее обеспечили себе место в раю. А судя по уровню ваших приемных экзаменов, на этой планете не сыщешь ни одного дурака и тупицы, если, конечно, не принимать в расчет мою персону.
Таково было мое первое впечатление. А что до учебных программ, то я убедилась, что ни на одной планете не существует такого разнообразия глубочайших учебных курсов. Ваши студенты, по крайней мере те из них, с кем мне довелось общаться, обладают очень уравновешенным и в то же время быстрым и ясным умом. И, разумеется, у вас лучшие в Галактике преподаватели.
Раз уж я так разговорилась, то скажу еще кое-что. Не могу судить о других областях знания, но в том, что касается философии, у меня нет никаких сомнений – в вашем Университете собраны самые светлые головы, какие способна произвести раса Человека.
– Очень приятно слышать из ваших уст столь лестные отзывы о нашей деятельности, – самодовольно откликнулся Браннет.
– Отнюдь, – невеселая улыбка появилась на губах Белор Териол, – я нахожу вашу деятельность бесполезной и крайне вредной.
– Что?! – ученые мужи так и подскочили, правда, скорее от удивления, чем от гнева.
– Никогда мне еще не доводилось видеть столь вопиющего расточительства столь огромного потенциала, – спокойно продолжала профессор Териол. – Мне кажется настоящим безумием, что раса, создавшая Мир Аристотеля, с чванливостью непроходимых невежд заставляет работать его впустую.
– Профессор Териол, – Браннет с трудом сохранял самообладание, – потрудитесь объясниться!
– Попробую, – ответила философ, – хотя ни к чему хорошему это не приведет. Но кто знает, вдруг вы согласитесь со мной и ситуация изменится к лучшему.
– Давайте попробуем и посмотрим, что из этого выйдет, – примирительно предложил Хиллиэр.
– Так я и сделаю, – кивнула головой Белор. – Но позвольте мне сначала спросить вас кое о чем.
– Мы вас слушаем, – надменно провозгласил Браннет, скрестив руки на груди и вскинув голову.
– Профессор Браннет, как относится ваш факультет философии к трудам Фомы Аквинского?
– В свое время авторитет этого первобытного философа был неоспорим, но сейчас это имя, разумеется, полностью дискредитировано, – процедил Браннет.
– Дискредитировано, – тихо отозвалась Белор. – Вы имеете в виду религиозные аспекты его учения?
– Да.
– В том числе и положение о Первопричине?
– Разумеется. Это положение давно уже опровергнуто математикой, а именно, существованием отрицательных и дробных чисел, и…
– Да-да, конечно, – прервала его Белор. – А что вы скажете о Платоне?
– Платон обязателен для изучения. Как первый из великих философов Человека.
– Далеко не первый, – возразила Белор. – Но не будем сейчас вступать в дискуссию.
– Так или иначе, но наши студенты изучают его труды. Хотя воззрения Платона также многократно опровергались и в теории, и на практике. Как вы, наверное, знаете, всего пару столетий назад его последователи организовали на Боните свою колонию в полном соответствии с идеями платоновской Республики, но попытка с треском провалилась. Колония просуществовала всего лишь несколько лет.
– Слишком много философов и слишком мало дворников – вот что такое этот эксперимент, – сухо заметила Териол. – А что вы скажете о работах Бракстока с Канфора VII?
– Но ведь это же не человек! – возмутился Браннет.
– И по этой причине его взгляды на Вселенную менее интересны?
– Конечно, нет, – поспешил исправить положение Хиллиэр. – И у нас немало курсов, посвященных именно философии чужаков.
– Ой ли? И как много, позвольте спросить?
– К сожалению, у меня с собой нет нужных записей, но поверьте, достаточно.
– Я потрудилась прочесть учебное расписание. Семнадцать курсов. Всего семнадцать из шести сотен.
– Не понимаю, к чему вы клоните, – холодно сказал Браннет.
– Все очень просто. Я просмотрела несколько работ, представленных на соискание ученой степени. И они мне очень не понравились.
– Но я как будто слышал, что вы считаете наших слушателей исключительно одаренными людьми, – возразил Хиллиэр.
– И я действительно так считаю, – грустно улыбнулась Белор.
– Тогда я вас не понимаю.
– А мне кажется, понимаете. Я просмотрела пятнадцать работ. Семь из них посвящены этике взаимоотношений Человека с чужаками. Еще в трех анализируется связь Человека с созданной им промышленностью. Остальные пять содержат попытки оправдать некоторые не слишком красивые военные и экономические аспекты деятельности Монархии.
