Вадим улыбнулся:
— Думаете, это у меня воображение разыгралось? Что ж, все может быть…
Виктор сказал извиняющимся тоном:
— Не мудрено в таких ненормальных обстоятельствах.
Вадим, подумав, согласился:
— Да, конечно, вы правы.
Первым впечатлением от комнаты, в которой они оказались, было странное замешательство, и через несколько секунд Виктор сообразил, что она напоминает естественную пещеру. Стены ее были угловатыми и напоминали сгруженные беспорядочно массивные каменные блоки, между которыми в образовавшиеся проемы кто-то затолкал камни поменьше. Если это было сделано намеренно, то разум, задумавший такую конструкцию, был совершенно лишен человеческого рационального подхода. Виктор вовсе не был набожным человеком, но в этих хаотичных линиях ему почудилось что-то богохульное, что-то целиком и полностью принадлежащее таким глубинам космоса, куда не осмелится и никогда не сможет попасть ни одно человеческое существо. Они шли совершенно вразрез с их представлениями об инсталляции, но, вне всяких сомнений, были ее частью.
Виктор хотел было высказаться по этому поводу, но тут вдруг Вадим вскрикнул и скинул с себя рюкзак на пол.
— Что случилось? — испуганно спросила Алиса.
— Это антипризма, — задохнулся он, — я почувствовал, что она пошевелилась.
Все взгляды обратились на валявшийся на полу рюкзак. В нем и вправду чувствовалось шевеление. Это было очевидно. Словно внутри сидел зверек, пытавшийся освободиться.
— Открой, открой быстрее! — потребовала Алиса.
Вадим не решался — на лице его были написаны ужас и растерянность.
— Мы из-за этого сюда пришли. Открывайте же, — добавил Виктор.
Вадим осторожно присел на корточки рядом с рюкзаком, расстегнул молнию и быстро отпрянул назад.
Тонкая красная нить вырвалась из сумки, словно лазерный луч и остановилась прямо в центре комнаты, метрах в трех от пола.
А потом появилась сама антипризма, и все они — в удивлении, оцепенении и ужасе — смотрели, как она двигается по красной нити, словно ткацкий челнок вдоль нити, медленно, но верно подбираясь в центр комнаты. Это уверенное движение сопровождалось слабым гулом, отчасти электрическим, отчасти органическим, похожим на женский голос, пропущенный через искажающий его акустический прибор.
Когда антипризма оказалась в центре комнаты, красная нить уползла обратно в нее, и гул прекратился. Какое-то время антипризма висела без движения, а потом словно вспыхнула, и внутри нее и снаружи все заиграло переливами пересекающихся граней и невообразимых огней.
В ее глубине Виктор видел ландшафты, целые миры, составленные из танцующих геометрических фигур, то и дело разбивающихся и принимающих новые формы. Она тянула к себе; он смутно осознавал присутствие своих товарищей, которые тоже двигались к центру комнаты, где зависло это непостижимое нечто.
Виктор остановился прямо перед ней и заглянул в ее бескрайние глубины. Ему казалось, что он пролетает насквозь всю Вселенную и перед его глазами раскрывались одна за другой все новые и новые большие и малые скопления звезд. Он увидел отливающие перламутром галактики других вселенных, замершие на своих плоскостях, словно дождевые капли на бесконечных стеклянных листах.
«Космические мембраны, — подумал он, — неужели это космические мембраны?»
Он увидел сам великий акт Сотворения в его законченности, уходящий в бесконечность многомерного пространства: мембрана на мембране, плавающие в вакууме, каждая из которых представляла собой отдельную вселенную, усыпанную островками галактик и крошечными точками дрейфующих между ними блуждающих звезд. Каждая мембрана пространства-времени располагалась под своим углом, плавая в бесконечном движении.
Перпендикулярно бесконечному горизонту своей вселенной еще две мембраны, усыпанные светом галактик, плыли по направлению друг к другу, излучая столбы бесконечного света. Виктор наблюдал, как чуть заметно росло, образуя две неглубокие выемки, искривление каждой мембраны, приводимой в возмущение большим количеством флуктуаций в вакууме в рамках собственного пространства-времени. Они двигались навстречу друг другу и столкнулись, образуя огромную световую вспышку, их кинетическая энергия при этом моментально преобразовалась в бессчетное количество триллионов частиц, расширяющихся вдоль плоскости каждой из мембран.
Рождение новой вселенной…
Постепенно бесконечные мембраны начали бледнеть, свет их галактик становился все слабее — словно молоко растворялось в воде. И вот они совсем исчезли из поля зрения, и Виктор смотрел уже на бесконечную пустоту насыщенного темно-синего цвета. Но он все равно чувствовал, что в этой пустоте присутствует что-то, что в ней кипит невидимая квантовая жизнь, так же как вакуум нашего пространства-времени кипит бесконечными субмикроскопическими событиями.
Но эта пустота казалась иной — не говоря уже о том, что он ощущал ее внутреннюю структуру. Он чувствовал в ней упорядоченность — изначальную и прекрасную, полную противоположность квантовой «пене» нашей Вселенной, которая пузырится и расплывается по космической мембране.
Он ощущал беспорядочные отголоски всевозможных вселенных, движущихся через спектр потенциала: от определенности и вероятности до невероятности и невозможности. Он видел вселенные: и те, которые существовали, и те, которые не могли возникнуть — не успев сформироваться, они исчезали, не имея ни малейшего шанса, как нет его у обреченной материи, устремляющейся в гравитационный колодец черной дыры.
Но вот и этот бесконечный синий цвет пустоты начал бледнеть — его прекрасный свет понемногу затухал и погас вконец.
Вместо него появился ужас.
Виктору казалось, что он плывет в центре огромной сферы, образованной искривляющейся, зловонной, омерзительной темнотой. На границах этой сферы миллионы тел разнообразных форм извивались, ползали, метались и рвались. Они были повсюду, по всем направлениям. От них нельзя было скрыться.
Он хотел закричать, а может, и закричал — он не мог понять, настолько сильны были омерзение и ужас, разрывавшие его мозг и доводящие его до безумного отчаяния.
Сфера смыкалась вокруг него, сужая свои стенки, и тела становились ближе и ближе. Темнота сладострастно трепетала, словно чувствовала его беспомощность.
Сфера продолжала смыкаться — или это расширялось его сознание? Он перестал что-либо понимать. Он знал лишь, что расстояние между ним и ужасом, обступавшим его со всех сторон, стремительно уменьшается.