– Я не о том. Смог бы ты внятно объяснить каждому конкретному муравью в понятных ему категориях, почему ему можно находиться здесь, а вот там нельзя? Может, инопланетяне уже и управляют нами, но на планетарном уровне? А мы считаем их присутствие явлением природы… Если я правильно понял вашего Быкова, то гравитационный феномен зарегистрирован сравнительно давно. Что это – как не призыв к Контакту и не демонстрация возможностей?
– Согласен с Джоном, – сказал Аникеев. – Они пытаются достучаться до нас по самым разным каналам. А мы запутались и ничего не понимаем. Взять хотя бы эти психологические сдвиги, галлюцинации, сны… Черт знает что такое!
– В таком случае, – заметил Карташов, – куда проще было бы посадить «летающую тарелку» на Красную площадь.
– Почему на Красную площадь? – возмутился Булл. – Всем известно, что «летающие тарелки» всегда приземляются на специальную посадочную лужайку перед Белым домом!
– Вот это меня и настораживает… – сказал Карташов. – Не «тарелка» перед Белым домом, конечно, а сложные танцы вокруг нашего полета. Допустим, гравитационный «призрак» и впрямь приглашает нас к контакту. И мы должны были выйти на определенный уровень научно-технического развития, чтобы зафиксировать сам факт приглашения. Это разумно, это логично. Но больше-то ничего! Никаких других указателей нет. Я вижу одно объяснение происходящему – мы имеем дело не с творческим началом, а с программой.
– В смысле? – спросил Аникеев.
– В том смысле, что инопланетяне давно покинули окрестности Солнца, но оставили здесь некую роботизированную систему, которая следует предписанному плану. Что это за план? Я не знаю. Может быть, эта система должна помочь нам стать галактической цивилизацией. Может быть… Хотелось бы в это верить…
– «Космическая одиссея»? – уточнил Булл. – Как у Стэнли Кубрика?
– Да, как у Артура Кларка. Но, может быть, я ошибаюсь, и система создана для чего-то другого – скажем, для превращения Марса в подобие родного мира инопланетян. Мы же собираемся когда-нибудь в будущем терраформировать планеты – почему бы им не заниматься тем же самым при таком могуществе?
– Интересная версия, – согласился Аникеев. – И как, в таком случае, ты объяснишь гравитационный феномен?
– Инициация. Старт нового процесса. Модернизация системы. Или перезагрузка. Мы слишком мало знаем об этой системе, чтобы говорить конкретнее. И я не могу сказать, что нас ждет на Марсе. Остается надеяться, что мы инопланетянам все же зачем-то нужны и они предвидели наше появление. И просчитали последствия.
– Звучит зловеще, – подытожил Аникеев.
– А что делать? – Карташов развел руками. – Мы уже добрались до цели. Отступать поздно. Да и глупо. Тем более в День космонавтики! Юрий Алексеевич и Сергей Павлович не одобрили бы…
В отсеке появился Бруно Пичеррили. Выглядел он слегка взъерошенным.
– Друзья мои! – вопросил он. – Вы за обстановкой следите? Или вам не до того?
– Что опять случилось? – Аникеев заметно напрягся.
– Наши китайские коллеги разделили свой корабль. Спускаемый модуль полным ходом идет на Марс.
– Crazies! – импульсивно воскликнул Булл и даже двинулся в сторону поста связи. – Kamikaze!
– Нет, нет! – Пичеррили остановил его взмахом руки. – Я понял их логику. Они не успевают затормозить обычным порядком из-за вмешательства гравитационного луча. Поэтому решились на аэробрекинг. А в сцепке с жилым модулем и реактором аэробрекинг невозможен – корабль развалится и взорвется.
– Он и так развалится и взорвется, – заявил Аникеев. – Я прекрасно помню китайскую схему. Пассивный баллистический спуск, сброс теплозащитного экрана, введение блока парашютов, на финише – двигатели мягкой посадки. Иначе у них по габаритам и массе не вписывалась возвращаемая ступень. Какой, к дьяволу, аэробрекинг?
– Теплозащитный экран можно использовать для многократных торможений в атмосфере, – возразил итальянец. – Тут главное – точно рассчитать ориентацию корабля, но компьютер поможет.
– А чем поддерживать точную ориентацию?
– Двигателями возвращаемой ступени.
– Но тогда они не смогут взлететь!
– А если они не собираются взлетать? Куда им взлетать? «Лодки Тысячелетий» больше не существует как единого корабля…
– Перегрузки! Там же будут чудовищные перегрузки. От десяти до двадцати «же», в зависимости от глубины аэробрекинга…
– Они же китайские герои, – мягко напомнил Карташов. – Рождены, чтоб преодолевать…
Аникеев замолчал. Он и сам почувствовал, что логические рассуждения здесь неуместны. Китайцы закусили удила в стремлении оказаться на Марсе первыми, и никакие разумные доводы ситуацию уже не изменят.
– Если они выживут… – сказал Булл. – А я все-таки надеюсь, что эти сумасшедшие выживут… Если они выживут, нам ведь придется их как-то спасать…
– Тут еще одна проблема. – Пичеррили вновь привлек всеобщее внимание. – Я посчитал разлет блоков «Лодки Тысячелетий» после расстыковки. На случай, если мы окажемся в опасной близости. Но мы, к счастью, не окажемся… Все гораздо хуже. В течение ближайшего часа китайский реактор врежется в Фобос. С относительной скоростью двадцать пять километров в секунду.
– Вот тебе, бабушка, и День космонавтики… – ошарашенно пробормотал Аникеев.
* * *
Память – та еще дрянь. Наверное, после двухмесячной разлуки с женой стоило бы вспомнить о том, как все у них начиналось, как познакомились, какой первый фильм совместно посмотрели, какой первый ресторан посетили, какое было платье на свадьбе, как покупали кольца, вспомнить самые светлые из совместно прожитых недель, месяцев, лет. Но вместо этого полковник Серебряков отчетливо, словно бы случилось вчера, вспомнил тот суматошный день, когда ему доложили, что проект «Десять негритят» дал неожиданный результат, который «может иметь очень серьезные последствия». Вспомнил свое удивление и вспышку отчаяния, вспомнил бессильную ярость и все те слова, в основном нецензурные, высказанные подвернувшемуся под руку полковнику Кирсанову, который, как потом выяснилось, имел к проекту лишь косвенное отношение, отвечая за режим секретности.
О самом проекте Иван Серебряков имел только общее представление. Наверное, при желании он мог бы выяснить больше, но тема оказалась слишком специфична и слишком далека от сферы его интересов. Проект «Десять негритят» вел Институт медико-биологических проблем на деньги Министерства обороны, от военных его курировали ВВС. Участвовали в нем все более или менее заслуженные биохимики, генные инженеры и нанотехнологи страны, но непосредственно лабораторией, где совершалось главное «таинство», заведовала жена – доктор биологических наук Елена Серебрякова. Сутью проекта было создание управляемой сбалансированной среды обитания для межпланетных кораблей. Долгие исследования на орбитальных станциях «Салют», «Мир» и МКС показали, что земные организмы упорно не хотят вписываться в замкнутые пространства и искусственный климат. Если небольшую оранжерею еще можно было заставить плодоносить, тщательно ухаживая и регулярно обновляя грунт, то с возрастанием размеров биологическая система начинала «сыпаться»: растения увядали, сохли, погибали. Еще больше проблем вызвали рыбы, птицы и мелкие животные – они упорно отказывались расти и размножаться в невесомости: оказалось, что для этого им необходим четкий гравитационный вектор. Поэтому на волне успехов в мировой синтетической биологии отечественные ученые придумали сконструировать корабельную биосферу из генетически модифицированных организмов, которые легко переносили бы вредоносные факторы космического полета, могли бы снабжать экипажи белковой витаминизированной пищей и перерабатывать отходы.
