правда, лет назад, потому довольно быстро добрался до спокойного зеркала озера и, стараясь меньше шуметь, прошелестел камышом и выбрал позицию.
Небо светлело и где-то ударило крыло по воде…
Свежий утренний ветерок принёс запах стоялой воды и гниющей травы. И – запах человека.
Да, это был человек, но в его запахе зверю почудились те тона, которые он сегодня вспоминал и которые сам никогда ещё не осязал. Запах из не его бытия.
Это не понравилось ему. Он заворчал уже привычно и знакомо, и его ворчание предупреждало – он выходит на охоту. А запах человека раздражал, но в то же самое время притуплял чувство опасности, обычно исходящее от людей. Не было в нём пронзительных, заставляющих свирепеть, составляющих.
Медведь слизнул каплю росы и неторопливо побрёл через кустарник и валежник к озеру, где вчера так удачно ловил рыбу и откуда сегодня долетал завораживающий запах странного человека…
Стоя среди камышей почти по пояс в воде, Игорь ощущал сладкую истому от осязания влажного воздуха, тишины, полной подчёркивающей её звуков, от лёгкой тяжести в голове и не отдохнувшего тела. Токи пробуждающейся природы после ночи проникли в него, и он составлял одно целое с ней. Где-то плеснула рыба – это громче стукнуло сердце; прошумел для пробы сил ветерок – это возникла какая-то мысль, заняла на мгновение мозг и пропала без следа; посветлело вокруг – это глаза стали зорче…
Недалёкий рык медведя пронзил Игоря и как будто достал до каждой клетки его существа. Словно стрелы вонзились в ядра их и вызвали болезненно-радостное воспоминание. Воспоминание чего-то такого, о чём Игорь не подозревал и не должен был иметь в памяти. Помнил не он, не его память. Помнили пораженные звуком и предчувствие клетки его тела, головы, конечностей. Они заставили человека пригнуться, ищуще осмотреться и издать нечленораздельный вскрик.
Зверь ответил похожим откликом, точно эхо отозвалось…
Они встретились…
Человек, облачённый с ног до головы в резину, искусственный шёлк и в хитроумно обработанные металлы, вооружённый средством, убивающим всё живое на огромном расстоянии от него, наделённый изощрённым разумом, постигшим прошлое, настоящее и будущее, проникшим вглубь и ввысь мироздания, осознавший своё место в нём.
И зверь, запрограммированный инстинктами, укрытый собственным мехом, довольствующийся только тем, что видят глаза и чует нос, реагирующий лишь на то, что касается непосредственно его.
Они встретились и стояли друг против друга, готовые сделать последнее, возможно, в своей жизни движение.
Но ворчание медведя на самых низких регистрах совпало и гармонировало с ответными более высокими звуками, издаваемые человеком, которому было сладостно и необыкновенно легко вот так в унисон поддерживать пока что непонятную его разуму игру голосовых связок.
Поднятая на загривке шерсть медведя опала. Замертвевшие на цевье ружья руки человека ослабли. Запах зверя напоминал человеку о чём-то родном и необходимом, что давным-давно, ещё до его рождения, было забыто или потеряно поколениями пращуров. А сумеречный взгляд медведя полыхал калейдоскопом видений, которые дополняли и взгляд человека…
«Это брат!.. Это же родной брат!..»
Нет, таких слов Игорь не произнёс, потому что открывающемуся чувству не было названия, для его выражения не существовало слов, и, чтобы сказать о нём, нужна вечность.
Своему необъяснимому ощущению близости он находил отклик в переживаниях зверя, непривычным ему и тревожным. Игорь пытался бороться, но память каждого атома его существа, пронесённая тиражированием за многие миллионы лет, не отпускала, не давала отвлечься, сбиться с воспоминаний.
«Это же мой брат, мой отец, мой сын!..» – инстинкт родственных уз достиг такой силы, что пробудил в звере не испытываемую им никогда тягу сравняться с человеком, стать равным ему. Конечно, он ничего не знал о разуме, так что равенство представлялось не на его основе, а на некоторой общей волне, соединившей их, когда они были увязаны единым кроветоком в утробе матери. Был ли у них тогда хотя бы какой-то проблеск сознания или не был, их, будущих её потомков, не волновало, не мешало развиваться по законам природы…
«Он мой брат!.. Не мой…не мой… Но он брат, родной брат… Родившийся от нашей матери, но… почему мы теперь так непохожи, так отличны? Мы, братья?
Необычно, что и он меня узнал…»
Кто так подумал: человек или зверь? Или их двуединое существо, оставшееся от единого предка, который поделил их, даже не подозревая о том, в утробе своей? Несчастная мать, дети которой неравны? Или гениальная мать, мать сразу человеку и медведю?..
И кто был рождён из них первым? Предтеча людей или медведей? Этого уже никто и никогда не узнает. И что произошло в те краткие для истории эволюции мгновения между появлением близнецов ли, просто братьев ли – тоже останется тайной. Но родство, впечатлённое в память генов, крови, клеток, фибры души вдруг проснулась, шепнуло и высветило тот затерянный во времени миг, и братья узнали друг друга, как узнавали при повседневных встречах, однако разделённые уже тогда будущим своим предназначением.
Урчал зверь, издавая забытые в современном мире переливы, тем же отвечал ему человек, и они понимали друг друга, ретроспективно переживали не столь уж безобидные многочисленные столкновения на дороге их предков: страх и ужас с обеих сторон; но и счастливые, хотя и редкие, сцены узнавания.
Где-то далеко, на самых затворках сознания затаилось разумное восприятие, и Игорь остро переживал необычность происходящего и старался анализировать своё состояние, дабы не утерять его, не забыть прочувствованное и внезапно раскрывшийся ему чарующий миг растворения во времени, необычный и ни с чем несравнимый. Будто подхваченный клубом зыбких испарений, его мозг связал чудовищный провал прошлого с настоящим.
Непередаваемое состояние, необыкновенные чувства, неописуемые ощущения!
Медведь, впервые обретший родственную сущность вне себя, жаловался как брату на несправедливость окружающего мира, но и он, подобно человеку, осязал и воспринимал всю невероятность случайной встречи с человеком. Но это не беспокоило его. Напротив, он впервые познал необходимость общения с человеком, и в эти мгновения ему казалось, что он по-настоящему поднялся на какую-то ступень вверх в познании. На ней у него произошло неожиданное озарение, и он смог осознанно оценить случившееся.
Возможно, только секунды разделяли их от какого-то действия или поступка. Медведь мог заговорить, мысля абстрактно, а человек прорычать, осязая мир звериным чутьём. Они бы поняли до конца своё родство, обнялись бы, побратались, как заведено от века жизни.
И так, наверное, происходило в предыдущих встречах. Недаром многие народы поклонялись медведям как братьям, как предкам, чтили их как сакральные, табуированные существа. Всё возможно…
Страшный взрыв ожёг вселенную, обрушился неожиданным обвалом и ударил по всем струнам души и тела Игоря с такой силой, что он тут же потерял сознание. Он уже не видел, и не слышал, как сквозь камыши продрался запыхавшийся
