У противника сил, конечно, несравненно больше, но, так как не все горцы решили перейти на сторону врага, халифатцы и их подручники были вынуждены заниматься не только нами. Разделившись на две части, все те дружины, которые ещё подчинялись Совету Старейшин, продолжали оказывать захватчикам упорное сопротивление. Одна часть, сотни три бойцов, через горы и поселение Сармаково уходила на Карачаевск, а другая, численностью в пару тысяч стволов, направилась на Моздок и всё ещё сопротивляющийся Грозный. Таким образом, в погоню за нашим славным корпусом направилось всего десять тысяч вражеских солдат, и в основном это были гвардейцы из «Кодса».
Диспозиция, которую мы занимали в Алтуде, была отличной. Много развалин, густой лес, выросший на месте древнего аула, и одна дорога. Первый день мы продержались очень легко, патронов хватало, а в наличии имелось пятнадцать пулемётов. Кроме того, нам оставили приличные запасы противопехотных мин, которые были в обозе корпуса. Между прочим, большая часть этих мин была отмечена клеймом фабрики купца Егора Черносвита из посёлка Гвардейского. Ну, да не об этом сейчас речь, а о нашей эпической битве во время отступления частей корпуса в сторону ридной матери Кубани. По крайней мере, как эпическая и героическая, она вошла во все позднейшие описания этой войны, а сами мы в тот момент никак не ощущали себя героями, а просто выполняли свою работу.
Второй день обороны Алтуда дался нам гораздо тяжелей. Халифатцы, несмотря на разбитые дороги, ночной морозец, голод и отсутствие в достаточном количестве гужевого транспорта, смогли притянуть миномёты и, естественно, сразу же стали нас обстреливать. Сколько боеприпасов они извели в тот день, мы не подсчитывали, но факт, что много, а вот атак было пять, и это точно. Раз за разом после артналёта «кодсы» мелкими группами шли в наступление и пытались закрепиться за развалины у дороги, но каждый раз, неся солидные потери, откатывались назад.
К ночи появились три гаубицы, старые, но ещё работающие, и исправно стреляющие Д‑30. Тяжёлые чемоданы гаубичных снарядов начали перепахивать остатки аула, а мы, потеряв за этот день семерых бойцов и четыре пулемёта, собирались начать отход. Ерёменко связался со штабом корпуса и узнал, что наши части, благополучно пройдя через Советское, всё же достигли населённого пункта Карагач, пограничного поселения Горского Содружества. Раз так, значит, и нам пора.
Привычно взвалив на плечи рюкзак, я собрался уже покинуть руины некогда большого и просторного жилого дома, где мы отсиживались, когда совсем рядом со зданием взорвался очередной снаряд. И ладно бы, чёрт с ним, со снарядом, но от сотрясения задрожало всё строение, вернее, его остатки, и крыло, в котором мы находились, попросту обвалилось. Когда меня вынули из‑под кирпичей и кусков бетона, которые только чудом не прибили меня, я огляделся и понял, что из всего старого состава нашей разведгруппы уцелел только я. Под обвалом погибли трое, и все они были ветеранами, которые прослужили в батальоне дольше меня.
Они лежали рядком, все трое — пулемётчик Зырян, снайпер Туман и командир группы Гера. На лицах их застыла мертвенно‑бледная маска, и выглядели они в этот миг настолько спокойно, что так и хотелось сказать: отмучались парни и все их испытания уже позади. Был бы верующим, обязательно молитву или что‑то поминальное произнёс бы, а так, всё, что смог, — это закрыть им глаза, забрать медальоны‑смертники и постараться запомнить их лица.
Вот Зырян, отличнейший пулемётчик, любитель девушек лёгкого поведения и постоянный залётчик. Рядом Туман, получивший такой позывной за умение на слух определять цель и мечтавший только о том, чтобы отказаться от своего СВД, сменить должность снайпера на разведчика и получить нормальный АКМ. И конечно же прапорщик Гера, бывший наш «замок», ставший в эту кампанию командиром группы, но так и не получивший офицерского чина.
— Прощайте, парни! — еле слышно прошептал я и, накинув на плечи лямки рюкзака, встал в общий строй батальона, который разделился на две части и стал уходить в лес.
После тяжелейшего ночного марш‑броска вдоль дороги на север утро мы встретили на развалинах Советского. Приняли от окопавшейся здесь роты штурмовиков позицию, пополнились боеприпасами и принялись готовиться к новым боям. Здесь, сидя в обороне, на окраине бывшего посёлка, впервые за всё время службы я стал курить. Не то чтобы потребность была, а попросту вши заели, и единственное, чем от них можно было хоть как‑то защититься, это интоксикацией организма никотином. Совсем уж мелкие твари, ползающие по моему телу, не исчезли, но и донимать стали не так сильно, как вначале. Хотя, может быть, я попросту привык к ним.
Подошедшие к посёлку воины Халифата в этот раз нахрапом не полезли, а, проведя ночь в поле, попробовали с нами договориться. К окраине Советского выдвинулась группа всадников под белым флагом, и один из них, какой‑то горбоносый мулат, закутанный в несколько одежд, с непонятным акцентом начал выкрикивать:
— Воины Кубанской Конфедерации, уходите! Вам нечего здесь делать! Зачем вы защищаете тех, с кем не одно столетие враждовали? Возвращайтесь домой и знайте, что наш Возрождённый Пророк Магомед не желает вам зла!
На некоторое время переговорщик замолчал, и ему ответил наш комбат, появившийся на позициях:
— Мы уйдём тогда, когда сами этого захотим. Вали в свою пустыню, чмо черномазое, и не сотрясай зря воздух! А что касается нашей вражды с горцами, то она наша, и другим в неё лезть не надо, сами разберёмся. Разговор окончен!
Ерёменко опять исчез в блиндаже, оборудованном штурмовиками, а парламентёр продолжил свои уговоры. С полчаса, обещая нам всяческие блага, он разливался соловьём, и, в конце концов, нам это надоело. Пулемётчик дал предупредительную очередь под ноги лошадей, и вся вражеская делегация незамедлительно испарилась.
Ещё сутки стояла тишина, а потом, с самого утра, всё завертелось по старому сценарию. Обстрел посёлка, где мы закрепились, и атака. Халифатцы несут потери, вновь отходят, и снова обстрел. Сутки происходило данное действо, и, когда южанам это надоело, они начали обходить нас по лесным чащобам. Делать было нечего, мы покинули посёлок и отошли по дороге на север.
Карагач, некогда обычный небольшой посёлок возле дороги, идущей в Ставропольский край, в настоящий момент представлял собой типичный современный аул Горского Содружества. Густой лес на равнине, каменные дома, толстые стены и дорога, которая раньше кормила всё невеликое население этого места. За то время, что мы сдерживали противника, основные части корпуса успели подготовить вокруг посёлка добротные полевые укрепления. Тут было всё: и минные поля, небольшие, конечно, но и это хорошо, окопы, блиндажи, врытые глубоко в суглинок, и даже засеки из толстых брёвен, сваленных в ближайшем лесу. Единственный минус всей этой позиции — отсутствие чистой воды, точнее, очень ограниченное её количество.
