От Зеда всегда исходили какие-то флюиды. Отец воспитывал его в строгости, потому что он был мальчиком, а с другой стороны, всегда баловал меня, потому что я — девочка. Иногда Зед прятался за моей спиной, как будто моя хрупкая женственность могла защитить его. Он рос подвижным мальчиком, постоянно смеялся, бегал, прыгал; но мой отец отличался строгостью и бескомпромиссностью скалы. Такой же сильный, как и холм, около которого как будто с молчаливого согласия природы раскинулась ферма; такой же высокий, как городской дом, в котором мы проводили зиму, — шестиэтажный, возвышающийся над всей улицей гигант. Думаю, именно поэтому я вспомнила о Зеде, потому что сочетание слов «мальчик» и «утонувший» вызвало мысли о подвижности постоянно меняющей форму воды, которой обладал мой брат.
Но потом толпа внезапно умолкла, а лодка двинулась к берегу, неся с собой только пустое разочарование. Водолаз, привязанный к лодке сзади, сам добрался до пляжа, он тащил на себе выловленное тело, которое по пути разбивало твердую корку собравшейся у берега соли.
Утопленник, по моему мнению, оказался скорее мужчиной, чем мальчиком. Позже я узнала, что ему было четырнадцать, он неделю не дожил до своего пятнадцатилетия. Слезы вдруг высохли. Он — не мальчик, но мужчина.
Люди тащили лениво изгибавшееся тело от края прибоя, с волос и кончиков пальцев юноши капала вода, оставлявшая на берегу ниточку следа. Внезапно меня затошнило от вида утопленника, и я отвернулась.
Наверное, вам покажется странной такая реакция при мысли о мужчине, о мертвом мужчине. Я всегда ценила мужчин, мне нравилось быть среди них. Я любила мужские компании, их разговоры и в то же время презирала банальность отношений между женщинами. Но теперь я чувствую себя изгоем в мире противоположного пола. Теперь моей вселенной стал наш офис и женщины, которые там работают.
В любом случае в городе не так много осталось мужчин, лучших забрала война. Но после того, что со мной произошло, мои отношения с ними сломались, как кость, и место перелома до сих пор обжигает болью.
Время от времени меня поражает красота отряда мужчин, марширующих вдоль по дороге, их ноги двигаются точно в соответствии с определенным ритмом. Но дальше, как в случае с утонувшим мальчиком, мысль о том, что я могу с легкостью перевести человеческое существо из разряда «мальчиков» в разряд «мужчин», приводит меня в абсолютное отчаяние.
Руби не заметила, как я отвернулась. А даже если заметила, то наверняка решила, что меня расстроила смерть молодого человека. Руби никогда не понимала, насколько непостоянны мои чувства. Скорее, ей даже не приходило в голову, что человека одновременно могут раздирать совершенно разные эмоции. Она видит мир слишком прямолинейно.
Позже, в офисе, Руби сказала:
— Я говорила кое с кем из толпы. Ходят слухи, что ему оставалось всего несколько недель до призыва в армию.
— Я слышала что-то подобное, — согласилась Клара. — Он не дожил всего несколько дней до пятнадцатилетия.
— Ужасно, — добавила я, хотя вовсе не чувствовала грусти. Но Руби и Клара обменялись многозначительными взглядами.
Когда бы я ни сказала что-либо о мужчине, они считают мои замечания полными смысла, даже если я ничего особенного не имела в виду. Наверное, ждут не дождутся, когда я объявлю о своей неожиданной помолвке. Да к тому же недоумевают, почему так долго тяну с подобными новостями.
После путешествия прошли годы, говорят они. Такая красивая женщина, как ты, не должна так долго ждать. Я, конечно, знаю, что когда они говорят «красивая», на самом деле добавляют про себя «не такая красивая, какой ты была раньше». Моя грудь обвисла, я располнела. Начала неосознанно трогать себя за шею и руки в душе, оттягивая кожу и давая ей вновь вернуться на место. Она занимает прежнее положение, но далеко не так быстро, как раньше. Это все, конечно, только из-за возраста. Просто старая кляча, как говорит Руби — о своем состоянии, естественно: она никогда не позволяет себе обращаться ко мне в подобной манере.
Руби биологически исполнилось шестьдесят с чем-то лет, а мне только перевалило за сорок, поэтому она больше походит на старую клячу, чем я. Но у нее есть муж, который, кстати, младше нее и, по слухам, постоянно ввязывается в скверные истории. Он офицер интендантской службы и потому держится в стороне от фронтовиков. «Тоже неплохое место», — обычно высказывается по этому поводу Руби, а потом вспыхивает до корней волос от того, что ей приходит в голову такая антипатриотическая мысль.
Интересно, что бы сделал Андер, если бы пережил путешествие. Может быть, настоял на отправке его на фронт? Думаю, да, потому что он испугался бы, что иное поведение опозорит его навечно. Более того, мне кажется, из него получился бы хороший солдат.
Когда отец представил меня Андеру, я заключила, что последний — один из «людей» папы. Эта неясная толпа никогда на самом деле не разделялась в моем воображении на отдельных людей: скорее я видела в ней череду сменяющих друг друга мужчин в военной форме или одинаковых костюмах, которые иногда появлялись в нашем городском доме. Чем они занимались, или, точнее, какое отношение имели к отцу, я никогда не смогла бы выразить в словах.
И тем не менее мне казалось совершенно естественным, что у отца есть свои «люди», откуда опять же логически вытекало, что они на порядок ниже его по положению. Отец был высоким мужчиной: не слишком мощный телом, он держался настолько напряженно, что производил впечатление мускулистого гиганта. Большинство людей, которых я видела рядом с ним, едва доставали макушкой до его плеча.
Андер тоже оказался маленьким пухлым человечком с прядкой кудрявых волос на лысой голове, которые напомнили мне о нескольких волосках, остающихся на дне ванны, после того как вытянут пробку и спустят воду. Даже я смотрела на него сверху вниз. Наверное, еще в самый первый день меня поразило, что отец вопреки обыкновению познакомил меня с Андером, тогда как никогда не утруждал себя представлением других своих людей. И только по прошествии целых суток я попыталась хорошенько вспомнить мужчину, когда пришло понимание, что его наметили в мои будущие мужья. Конечно, отец предпочел не распространяться на эту тему, так что я догадалась обо всем сама.
Мне тогда исполнилось двадцать пять. Я никогда всерьез не думала о замужестве. Или, если быть более точной, думала о замужестве, все девушки знают, что рано или поздно, как и большинство женщин, выйдут замуж, но никогда не собиралась заключать брак прямо сейчас. Я не отличалась влюбчивостью. Соответственно и мысли о браке были почти абстрактными.
Конечно, я мечтала долгими вечерами о грандиозной свадьбе, о своем собственном доме и других подобных девчоночьих вещах, но роль жениха в этих фантазиях обычно играла какая-то воображаемая и не совсем отчетливая мужская фигура. Кажется, он обладал чисто условными чертами: высокий, стройный, темноволосый, в синей форме; наверное (мне трудно вернуться к временам до Андера и точно припомнить), этот мужчина не существовал в реальном мире.
