Врач протягивал ей стакан с какой-то жидкостью.
- Чего вы от меня хотите? Что это? - спросила она.
- Выпейте, - спокойно сказал врач. - Видите ли, вы перенесли сильное потрясение.
Селия проглотила содержимое стакана, но лучше ей отнюдь не стало. Жидкость была горькой, неприятной на вкус; ноги Селии вдруг ослабли, сделались ватными, и она почувствовала безграничную усталость.
- Я бы хотела позвонить сестре, - сказала она.
- Разумеется, - сказал врач.
Он вывел Селию в коридор, и она вдохнула кошмарный стерильный безликий запах больницы, запах, впитавшийся в стены здания, увидела яркий свет, голые, до блеска вымытые полы и стены. Они не имели никакого отношения ни к медсестре, которая шла рядом с ней, ни к врачу, который крутил на пальце стетоскоп, ни к Папе, оставшемся лежать в беспамятстве в той комнате, где они его положили, ни к другим больным, распростертым на своих кроватях.
Врач ввел Селию в небольшую комнату и включил свет.
- Можете позвонить отсюда, - сказал он. - Вы знаете номер?
- Да, - ответила Селия. - Благодарю вас.
Он вышел в коридор. Селия набрала номер Марии в Ричмонде. Но к телефону подошла не Мария. А Глэдис, горничная.
- Миссис Уиндэм еще не вернулась, - сказала Глэдис. - Она ушла днем с ребенком, и с тех пор мы о ней не слышали, почти с двух часов.
В голосе горничной слышалось удивление и легкая обида. Она словно давала понять, что миссис Уиндэм, по меньшей мере, могла предупредить, что задержится.
Селия прижала руки к глазам.
- Хорошо, - сказала она. - Неважно. Я позвоню позднее.
Она опустила трубку и снова сняла ее. Попросила дать ей номер телефона комнаты Найэла в театре. Набрала его и ждала, ждала. Конечно, думала она в новом приливе смертельного отчаяния, сознавая свою полную
беспомощность, не может быть, чтобы их обоих не было дома именно теперь, в эту минуту моей жизни, именно теперь, когда они мне так нужны; конечно же, хоть один из них непременно придет мне на помощь? Потому что я не хочу идти домой одна. Не хочу оставаться в доме одна, без Папы.
Из трубки все летели и летели гудки.
- Извините, - наконец услышала она голос телефонистки. - Никто не отвечает.
Голос телефонистки звучал холодно, отчужденно, и сама она была не более, чем номер на коммутаторе, а не человек с душой и сердцем.
Селия выключила в комнате свет и стала нащупывать дверную ручку. Но не могла найти ее. Ее руки скользили по ровной, гладкой поверхности двери. И в приступе внезапной паники она принялась бить в нее кулаками.
Глава 19
- Кто хочет принять перед ужином ванну? - спросила Мария.
- Ты имеешь в виду себя, - сказал Найэл, - и если кто-то еще скажет "я", то на него не хватит воды.
- Именно это, - сказала Мария, - я и намеревалась довести до вашего сведения.
Мы медленно побрели в холл. Селия выключила в гостиной свет, оставив зажженной только лампу у камина.
- У Селии все привычки старой девы, - сказал Найэл. - Выключать свет, гасить огонь, пускать в дело недоеденную еду.
- Старые девы здесь не при чем, - возразила Селия. - Как и условия военного времени. Просто меня к этому приучили. Вы забываете, что целых три года мне пришлось ухаживать за тяжело больным.
- Я не забыл, - сказал Найэл. - Но предпочитаю об этом не думать, вот и все.
- Тебе помогали сиделки, - сказала Мария. - Они всегда казались такими милыми. Вряд ли это было так ужасно. - Она стала подниматься по лестнице.
- А кто говорит, что это было ужасно? - спросила Селия. - Только не я.
В коридор выходили двери самых разных комнат. В дальнем конце была дверь в детскую половину.
- Папа не очень любил здесь бывать, - сказала Мария. - Слишком много шума. Возвращаясь из театра, я всегда заходила сюда, чтобы поздороваться с детьми. Шум на меня плохо действовал.
- Все зависит от того, - сказал Найэл, - какой шум ты имеешь в виду. Шум от бомб или от детей? Лично я предпочитаю бомбы.
- Согласна, - сказала Мария. - Я имела в виду детей. - Она открыла дверь своей комнаты и включила свет. - Во всяком случае, Папа правильно сделал, что умер в Лондоне. Он был частью Лондона в большей степени, чем любого другого города. И правильно, что он умер вовремя. До того, как мир сделался таким унылым.
- А кто говорит, что мир сделался унылым? - спросил Найэл.
- Я, - сказала Мария. - Ни былого блеска, ни жизни, ни веселья. - Она открыла платяной шкаф и задумчиво посмотрела внутрь.
- Дело в в озрасте, - сказала Селия. - Я не сетую на то, что мне далеко за тридцать, на мне это не слишком сказывается, но, возможно, для тебя и Найэла...
- Я тоже не сетую, - сказал Найэл. - И в восемьдесят пять можно сидеть и бездумно глядеть на воду. Или сидеть на скамейке и дремать. Ничего другого я никогда и не хотел.
Из-за двери детской послышались взрывы смеха.
- Они слишком вульгарны, - сказала Мария.
- Значит, Полли внизу, - сказал Найэл.
- Пожалуй, я загляну к ним, - сказала Селия.
Мария пожала плечами.
- Я собираюсь принять ванну, - сказала она. - Если опоздаю, объясните Чарльзу причину. И она захлопнула дверь.
Найэл улыбнулся Селии.
- Ну? - сказал он. - Забавный выдался денек.
- Мы так ни к чему и не пришли, разве нет? - сказала Селия. - Так ничего и не добились. Возможно, копанье в прошлом, действительно, ничему не помогает. Как бы то ни было, мои чувства с тех пор не изменились. Хоть мы и постарели. Хоть мир и сделался унылым.
- Ты и внешне не изменилась, - сказал Найэл. - Но может быть только для меня. Вот этой седой прядки в твоих волосах уже несколько лет.
- Не опоздай к ужину, - сказала Селия. - Для меня было бы ужасно оказаться наедине с Чарльзом.
- Не опоздаю, - сказал Найэл.
Тихонько насвистывая, он пошел по коридору к комнате для гостей, где всегда останавливался.
Мы были молодые, веселые мы были.
Всю ночь мы на пароме туда обратно плыли...
Найэл не знал, почему запоминает всякую всячину. Почему в любое время дня и ночи у него в памяти всплывают обрывки стихотворений, разрозненные рифмы, незаконченные предложения, сказанные давно забытыми приятелями. Вот как сейчас, когда он переодевается к ужину в комнате для гостей в Фартингз. Он снял твидовый пиджак и повесил его на столбик кровати. Закинул тяжелые ботинки в угол и протянул руку за американскими теннисными туфлями, затем вынул из чемодана чистую рубашку и шейный платок в горошек. Положить в чемодан галстук он не удосужился. Когда бы не приезжал Найэл на выходные в Фартингз, он никогда не утруждал себя разборкой чемодана. Куда как проще оставить одежду - а много он никогда не привозил - сложенной в чемодане, чем раскладывать по ящикам комода или развешивать по шкафам. Этому, как и многому другому он научился у Фриды. "Бери то, что можешь унести на спине, обычно говорила она, это экономит время и нервы. Не бери лишнего. Не забивай территорию. Здесь наш дом всего на два-три дня. В этой мастерской, в этих меблированных комнатах, в этом гостиничном номере".
