Так он, Морозов, решил: не «распылять» группу, держаться вместе, втроем. Они двинулись с вибраторами в руках вдоль хребта, к северу от местности, разведанной Баркли, сверяясь с составленной им картой. Медленно шли они по твердому грунту, неуклюже перепрыгивая через мелкие трещины и обходя крупные и глубокие. Спустя несколько часов вернулись к вездеходу, в кабине сняли ленты с самописцев сейсмографа. Правильное чередование выступов и впадин не оставляло сомнений: здесь простирался город. Он занимал площадь не менее десяти квадратных километров, как прикинул Морозов, и до северной его границы они еще не дошли.
Отметив на карте разведанную часть города, Морозов призадумался. Идти дальше на север вдоль хребта? Но город может еще тянуться на многие километры. А времени мало. Дерево растет быстро, и эти ветви, отделяющиеся от него… Не столько понимал Морозов, сколько чутьем угадывал: более всего опасны эти ветви.
— Вот что. Предлагаю прекратить сейсморазведку города. Давайте вернемся сюда, — указал Морозов точку на карте, где начинался открытый Баркли тоннель. — Отсюда тоннель тянется на восток, к городу. Попробуем пойти в обратном направлении и посмотрим, куда он приведет.
— Баркли хотел это сделать, — сказал Коротков, вытянув из горла скафандра крепкую мускулистую шею и разглядывая карту. — Он считал, что тоннель ведет к тау-станции.
Морозов провел на карте прямую, продолжающую тоннель в противоположном направлении.
— Похоже, что так. — И сверившись с репитером гирокомпаса: — Значит, пойдем курсом двести шестьдесят пять. Почти строго на запад. У тебя нет возражений, Володя?
Заостровцев качнул головой. Он и двух слов не вымолвил сегодня с той минуты, как десантная лодка на восходе солнца мягко приземлилась в этой сумрачной долине. Его высокий лоб, к которому будто был приклеен аккуратный черный зачес, покрывали капельки пота. От еды Заостровцев отказался, только выпил чашку кофе. Да и Морозову не хотелось есть, с трудом заставил он себя проглотить бутерброд с куском холодного мяса. А Коротков поел хорошо, у него-то аппетит был несокрушимый.
Морозов подогнал вездеход к тому месту, где Баркли начал исследование тоннеля. Снова сверился с картой. Потом все трое вышли из машины. Коротков установил экран, запустил кинопроектор, и — в который уже раз! — в черном небе Плутона высветилось пестрыми, нездешними, бегущими красками квадратное окно.
Морозов же и Заостровцев, ведя перед собой вибраторы сейсмографа, прямиком направились к мерцающему светлячку Дерева. Аборигены шли им навстречу или обгоняли длинными прыжками. Они не обращали внимания на разведчиков. Но Заостровцев останавливался то и дело, вертел головой, будто его окликали, напряженно всматривался. Морозов тоже останавливался, ждал. Не торопил друга. Вон появился абориген с палкой, «жезлоносец», и сразу, как по команде, ускорилось движение других аборигенов. Ну как же — начальство пришло… Кто он все-таки, в каких отношениях с мохнатыми работниками пребывает? Рабовладелец? Надсмотрщик? Жрец энергетического храма? Морозов смотрел на плоское серое лицо «жезлоносца», на широкий нос, будто раздавленный боксерским ударом, на узкие недобрые глаза, — но ведь это разумное существо, а разуму свойственно стремление понять, почему же плутоняне решительно отказываются от малейшей попытки понимания, почему предвзято, априорно враждебны? Он мысленно ставил себя на их место, как делал это уже не раз: вот прилетели незваные гости, непохожие, чужие, они разгуливают по моей земле, — должен ли я их ненавидеть за непохожесть, за чуждость? Но подстановка не получалась, была неправомерной: невозможно человеку выпрыгнуть из собственной шкуры.
В шлемофоне запищал сигнал вызова, Морозов ответил и услышал голос Драммонда, прерываемый бурным дыханием:
— Нападение! Морозов, они напали на нас, их было больше десятка… Они накинулись внезапно и разрядили четырех роботов. Четырех!
— Отправляйтесь в десантную лодку, Драммонд! Нет, погодите. Вы доложили Чейсу?
Уйдя вместо заболевшего Баркли в десант, Морозов временно передал командование экспедицией Чейсу. Сегодня распоряжается Чейс, и он, Морозов, не должен вмешиваться.
— Разумеется, доложил. Чейс требует продолжать разведку.
— Сейчас я с ним переговорю, а потом вызову вас.
Морозов оставил Заостровцева рядом с Коротковым, велев не отходить ни на шаг, а сам поспешил в кабину вездехода к рации. Оставались считанные минуты до очередного вхождения корабля в радиотень, надо было успеть связаться. Чейс ответил на вызов сразу.
— Да, я приказал продолжать разведку, — сказал он своим хрипловатым грубым голосом. — У Драммонда осталось еще пять штук…
— Не стоит рисковать последними автоматами, Роджер. Уж очень они ярят плутонян. Предлагаю отозвать Драммонда.
— Будь по-вашему, — проворчал Чейс. — В конце концов вы начальник экспедиции…
Его голос удалялся, корабль заходил в радиотень. Морозов вызвал Драммонда и передал приказание: немедленно ехать к Черных, укрыться в лодке и ожидать прибытия основной группы.
Он вышел из вездехода и увидел: Заостровцев стоял возле экрана, стоял неподвижно, только чуть шевелилась рука в перчатке, — и это медленное шевеление, будто поиск невидимой опоры, мгновенно перенесло мысль Морозова в далекое прошлое, в тот сумасшедший рейс, когда танкер «Апшерон» ослеп в Ю-поле и практикант Заостровцев, вот так же медленно шевеля пальцами, как бы на ощупь выводил корабль из беды, из гибели..
Абориген с палкой-разрядником в руке стоял против Заостровцева, против экрана, это, конечно, и был тот самый — Единственный Зритель. Он ничем не отличался от своих соплеменников-«жезлоносцев»: ни цветом шерсти, ни формой пряжки, поблескивающей в свете экрана, ни чертами лица.
Морозов сделал несколько шагов, чтобы ближе встать к Заостровцеву. Не вспугнуть бы аборигена, не помешать… Не верилось, что эти двое вступили в общение, что они понимают друг друга… Лицо Заостровцева за стеклом шлема было сонным, глаза полуприкрыты…
…Слепящая вспышка света и — огонь, огонь, огонь. Горы стекают огненным потоком. В огонь превращаются камни и строения, леса и пустыни — все пространство.
Все сожжено. Безмолвие. Гибель.
Нет. Не все. В черном замкнутом подземелье копошатся фигурки. Сколько их? Очень слабый свет, трудно понять. Кажется, их немного.
Это глубокий колодец, да, он должен быть глубоким. Потому что именно здесь находится… что это? Нечто разветвленное… нет, скорее это похоже на корни… массивные корни какого-то растения.
Непонятно. Непонятно.
Они торопятся, эти фигурки в подземелье, они что-то делают беспрерывно, настойчиво. Как будто кольца, да, мелкие колечки, наборы колец иногда поблескивают у них в руках.
