Тузик сделал маленький шажок. Было видно, что он упирается, но ноги сами идут.
— Надругательство над этой девочкой было самой крупной и последней ошибкой в твоей мерзкой жизни, — сказала Рита.
— Эт-то не девочка, — заикаясь, проблеял Тузик, — это русалка…
— Идиот! Это обычная лесная девочка, аборигенка, как вы называете… Русалка — это я… И она, — показала Рита на Наву. — И мы тебе не по зубам.
— Но… но… Домарощинер… сказал… выловили в озере… мокрая… глаза зеленые… — сник Тузик.
— Домарощинер? — насторожилась Рита. — Где он?
Она оглядела замороженных громил и труп одного из них. Клавдия-Октавиана среди них не было.
— Был здесь… Он меня позвал…
— Ну, ладно, с ним мы еще разберемся… А пока займемся тобой…
— Не надо мной заниматься, тетенька, отпустите меня… Я больше не буду! — по-детски взмолился Тузик.
— Вот это совершенно точно — больше ты не будешь, — зло усмехнувшись, пообещала Рита. — Нечем будет… Посмотри-ка на свою мужскую мерзость…
Тузик опустил глаза. Его давно там что-то жгло, но он не мог отвести взгляда от гипнотизирующих глаз Риты.
— Бо-бо-бо-бо-о! — вскричал он, почувствовав боль в полной мере и увидев, как его грозный фаллос оплывает, словно свеча, и восковыми каплями капает на влажную землю. — А-а-а!.. — завопил он в ужасе и хотел побежать, но Рита не отпустила его, и Тузик был вынужден, скуля, наблюдать, как его плоть превращается в грязную лужицу у его ног.
— Ты — ведьма! — вдруг завопил он зло. — Ты никакая не русалка, а ведьма! Я прикажу тебя сжечь!..
— Совершенно верно, — кивнула Рита. — Для тебя я ведьма, очень злая ведьма… А приказывать ты больше никогда никому не будешь… Собственно, хватит тратить на тебя время.
Она взмахнула руками, и с крон деревьев соскользнули клочья фиолетового тумана. Они покрыли насильников с ног до головы, и фигуры под туманом ожили, но выбраться оттуда не могли, толкаясь в границы тумана, как в стенки мешков. А Рита нависла над Тузиком, сжимая пространство вокруг него. Тузик жалобно и нечленораздельно заскулил и начал оплывать, теряя четкие очертания тела. То же стало происходить и с каждым пленником фиолетового мешка, в том числе, и с трупом.
Кандид, наблюдая эту страшную картину, невольно вспомнил молоденькую подругу в Лесу и бракованного рукоеда под ее равнодушными, безжалостными руками. Рукоеда ему было жалко. Этих выродков — нет. Именно они давали подругам моральные основания для уничтожения рода человеческого как явно бракованного варианта, из-за них невозможен симбиоз Леса и Материка, старого человечества и нового, из-за них ему не хочется возвращаться в свой мир… Именно от них он должен защитить деревню, Лес… Защитник нашелся!.. Бедная Лава… Может быть, она еще поправится?!.. Будто бы от этого можно поправиться…
Он посмотрел на Лаву. С ее лица уже сошла маска страдания. Видимо, усилия Навы давали свои плоды.
— Ей уже не больно, — подтвердила Нава его догадку, мельком глянув на Кандида. — Внутренние кровотечения тоже остановила… Но…
— Что, что но?! — вскричал Кандид.
— Я не знаю, как она с этим будет жить дальше, — тихо ответила Нава. — Хотя многие женщины живут…
— Черт! В чем-то я все время ошибаюсь! — воскликнул в сердцах Кандид. — Сначала ты… Теперь Лава… Почему-то плохое случается именно с вами, с моими женщинами!.. Но в чем моя ошибка?..
— Когда поймешь, тебе цены не будет, — грустно посмотрела на него Нава. — Впрочем, ты и сейчас бесценный… Не ищи вину там, где господствует беда…
— И все же совесть моя нечиста, я чувствую, но не могу понять, в чем дело…
Раздался приближающийся рокот и на поляну выскочил МБМ, остановившийся под треск ломающихся деревьев. Перец выскочил из башни и бросился к Лаве.
— Давайте ее! — вскричал он. — Можно положить снаружи. Я пойду на воздушной подушке. Ее не будет сильно трясти. Вы подстрахуете! А Врач все может! Он ее вылечит!..
— Успокойся, Перец, ее жизнь вне опасности. Врач ей почти не нужен, — тихо сказала Нава. — Я оказала первую помощь. Ей нужно немного покоя.
— Ну, мразь! — воскликнул Перец. — Своими руками бы разорвал!..
— Поздно, — мрачно сказал Кандид. — Их уже разрывают… Точнее, превращают в протоплазму, если я не ошибаюсь…
— Не ошибаешься, — кивнула Нава.
Перец посмотрел на Риту, делающую какие-то пассы над засунутыми в фиолетовые мешки мужиками, и похолодел, когда осознал. Он-то понял слова Кандида иносказательно. Впервые Перец видел грозную подругу во всеоружии ее грозной силы (или это лишь малая толика ее страшных возможностей?), и эта сила больше, чем впечатляла — она заставляла содрогнуться. Милая, прекрасная, умная, добрая Рита и амебообразные люди под ее руками в страшных фиолетовых мешках… Но если вспомнить древних богинь — они не отличались излишним гуманизмом и без сомнений вершили свой суд… И никто им претензий не предъявлял. Вправе ли он?.. Боги-то не сомневаются в своих правах. Но как простому смертному жить рядом с богиней? Неужто только в качестве раба?.. Он всю жизнь тщетно убегал от такой жизни. Недавно ему казалось, что убежал… такой дорогой ценой… И снова?.. Нет!.. Но ведь она и не требует! Все зависит от тебя самого, Перец. Кто ты по сути — раб или свободный человек?..
— Перец, — вдруг обратился к нему Кандид безжизненным голосом. — Почему наших с тобой женщин убивают и насилуют?.. Вправе ли мы после этого, вообще, иметь женщин?
— А мы их и не имеем, друг мой Кандид, — горько усмехнулся Перец. — Ты этого не заметил?
— Теперь вижу, — кивнул Кандид. — Но все же, почему?..
— Не знаю, — пожал плечами Перец. — Я долго над этим думал… Эсфирь, Алевтина, Рита, хотя она никогда не была моей женщиной, но все равно… Теперь вот Лава… Она была мне как сестренка или как дочка…
— А мне… нет, лучше об этом не думать… — одернул себя Кандид. — И к чему же ты пришел?
— Наверное, — вздохнул Перец, — мы любим себя или что-то чуждое им больше, чем их… Может, и не любим, но считаем важнее… Они не единственный свет в нашем окне… Правда, Эсфирь была единственным… Ее это не спасло… Наверное, я несу чушь…
— Не считайте себя первопричиной мира, — вдруг подала голос Рита, которую все считали полностью погруженной в свое прокурорско-палаческое дело. — Если бы в мире жили только вы и ваши женщины, тогда имело бы смысл искать свою вину.
— Тогда бы и вины не было, — ответил Перец. — Мы просто бы вас любили…
— Молчун, — вдруг еле слышно произнесла Лава, но все ее услышали. — Молчун, ты не успел, да?..
— Не успел, — признался он.
