К счастью, для таких тугодумов, как я, подумал Андрюша, инструкция разработана на все мыслимые и немыслимые случаи.
Прежде всего он связался с опорным пунктом ГСП на Пандоре.
Над хребтом Смелых восходила ноздреватая, как голова зеленого сыра, луна. В открытое окно опорного пункта влетал пряный ветер. Оперативный сотрудник был настроен благодушно. Появление на мониторе оперативной нуль-связи встревоженной физиономии начальства неприятно диссонировало с романтической безмятежностью вечера. Поэтому первыми словами дежурного было:
— Что стряслось, Андрюша?!
— Спишь на посту, блаженный? — поинтересовалось начальство.
— Да ты что! — опешил «блаженный». — Да когда это было!
— Ты мне лучше ответь, Пирс, где твой ноль первый?
Пирс бросил взгляд на монитор слежения.
— Вот дьявол!
— Где он?
— Сейчас проверю… Но клянусь тебе, полчаса назад он торчал у себя в «бусинке»…
— Не клянись, блаженный. Аппаратура врет.
— Не понял? — изумился Пирс. — Как это — врет?!
— Не знаю, как… Не отвлекайся… Ну! Где он?
— Диспетчерская космодрома отвечает: два часа назад прошел регистрацию. Рейс Пандора — Земля.
— Он летит на Землю?.. Очень мило… Ладно, запускаем процедуру номер ноль один.
— Что теперь будет, Андрюша?
— Не знаю, что будет. Надеюсь, ничего дурного. Ладно, до связи.
Андрюша связался с оперативником на Ружене. Состоялся разговор в общих чертах напоминающий тот, что произошел с Пирсом. Вывод: Янчевецкий покинул Ружену. Отбыл предположительно на Землю. Предположительно, потому что в отличие от корабля, на котором улетел Гибсон, «Призрак-9-тюлень» летел не прямым рейсом.
Переговорив с Руженой, Андрюша немедленно связался с постами на других планетах, где постоянно проживали «подкидыши». Дежурные оперативники бодро сообщали, что все их подопечные на местах. Но уже ученый Андрюша велел им не валять дурака, а мчаться в эти самые места и убедиться в наличии там «подкидышей» персонально. Пока оперативники выполняли приказание, начальство сидело и грызло локти, мучительно борясь с желанием немедленно связаться если не с Комовым, то хотя бы с Биг-Багом.
Строго говоря, сочетание двух обстоятельств, а именно странный глюк аппаратуры слежения и почти одновременное (Андрюша посмотрел на данные статистики: разница между отлетами Гибсона и Янчевецкого составляла десять часов) отбытие двух «подкидышей» на Землю, могло считаться чрезвычайным. А в случае ЧП следовало извещать Геннадия Комова, члена Мирового Совета, курирующего ГСП. Однако, с другой стороны, впервые за все время существования группы слежения за «подкидышами» случилось что-то по-настоящему серьезное. До этого все тревоги были учебными. Так не стоит пренебрегать редкой возможностью проявить себя. И Андрюша решил не информировать ни Комова, ни Каммерера. В тот момент он не подозревал, что совершает роковую ошибку.
Вскоре начали поступать первые доклады оперативных дежурных. У Андрюши отлегло от сердца: все другие подопечные ГСП были на месте. Приободрившись, он приказал подчиненным не спускать с «подкидышей» глаз, причем — своих собственных глаз, а не электронных — и с чувством исполненного долга запустил процедуру ноль один. Неожиданных гостей, Гибсона и Янчевецкого, следовало принять по высшему разряду. Он почти уже заканчивал соответствующие сей процедуре манипуляции, когда сработала оперативная нуль-связь с планетой Курорт. Обескураженный оперативник сообщал, что врач-бальнеолог Мария Гинзбург только что отбыла на Землю.
Это сообщение сильно подпортило Андрюше, наладившееся было настроение. Теперь он уже не ждал добрых вестей ни из Дальнего, ни из Ближнего Космоса. События последующих дней подтвердили все его самые худшие опасения. «Подкидыши» одни за другим покидали Периферию и высаживались на Земле. Работники ГСП показали себя на высоте. Все подопечные были взяты под наблюдение. Поселились они в разных местах, с друг другом не поддерживали никаких контактов.
Вероятнее всего, «подкидыши» по-прежнему ничего не знали о себе подобных, а их почти одновременное «возвращение со звезд» было чистой случайностью. Статистической флуктуацией. Убаюкивая себя этими рассуждениями, Андрюша Серосовин продолжал держать в неведении кураторов ГСП.
Правда, однажды Биг-Баг позвонил сам. Серосовина не было в отделе. С куратором разговаривал Серж Ярыгин. Он кратко проинформировал Биг-Бага о ситуации и принял к сведению его сообщение о странном звонке Корнея Яшмаа. В свою очередь Ярыгин оповестил о звонке Каммерера Серосовина.
Андрюша, успокоенный тем, что милейший Биг-Баг уже в курсе, решил, что информировать Комова излишне. И это решение оставалось в силе вплоть до 23.35 минут 17 августа 2230 года, когда в квартире Серосовиных раздался звонок. Андрюша схватил видеофон и утащил его на террасу, чтобы не мешать домашним. На экранчике замаячило встревоженное лицо оперативника, в чьи обязанности входило проверять состояние футляра с детонаторами, по-прежнему хранящегося в Музее Внеземных Культур.
— Андрюша, — сказал он. — Ты не поверишь, но все тринадцать детонаторов на месте.
— Не понял, — пробормотал начальник ГСП. — Ты хочешь сказать, все ДЕСЯТЬ?
— Все ТРИНАДЦАТЬ, Андрюша! Звони Комову.
18 августа 230 года, 4.05 утра
Дача Максима Каммерера
Ранним утром на даче меня разбудил звонок видеофона. На экране показалось одутловатое от недосыпа, и какое-то потерянное лицо Андрюши, сына Гриши Серосовина. Срывающимся от волнения голосом он сказал.
— Максим… подкидыши активизировались. Все спутники слежения каким-то непостижимым способом выведены из строя. Связь с ними полностью потеряна сегодня в 3.58 утра. Примерно в это же время почти одновременно оборвалась связь со всеми нашими наблюдателями, на местах. Проверка… — он запнулся, похоже, у него перехватило дыхание, — показала страшное… Я должен был раньше, должен был сразу…
Он осекся.
— Продолжай, — сказал я. — И говори, пожалуйста, внятно. Без завываний.
— Все они мертвы. — Серосовин прокашлялся. — Все убиты одинаковым способом. Похоже, какой-то лучевой или энергетический удар. Все подкидыши покинули места своего проживания и исчезли… Предполагаем, что «программа» начала действовать во всех подкидышах сразу. (При этих словах, у меня похолодело внутри). Вся наша группа в полном составе выдвигается к Музею Внеземных Культур. Предполагаем, что идти им больше некуда.
— Правильное решение. Я немедленно вылетаю. Соберись. Не раскисай, — подбодрил я его.
