- Инна, стоит ли толковать о пройденном этапе? Кстати, что за пенку ты имеешь в виду?
Она вздохнула, будто еще раз поражаясь моей наивности.
- Ты уверен, что он привозил тебе все золото?
На миг я окаменел. Никогда мне и в голову не приходило подозревать Саныча в обмане. Но после слов Инны я готов был допустить все что угодно.
- А я не уверена, - продолжала она. - Держу пари, что лучшую долю он сразу забирал себе, а перед тобой ломал комедию.
- Мне это проверить проще простого, - пробормотал я.
- Вот и проверь, - кивнула Инна. - Лучше поздно, чем никогда. Ручаюсь, тебе откроется много интересного, и тогда ты поймешь наконец, кто такой Саныч.
- Если он и вправду обманывал меня... - Я запнулся.
- Что тогда?
- Ему не поздоровится, - неопределенно заключил я. Она порывисто прижалась ко мне:
- Милый, я знаю, что ты сильный. Но умоляю, поменьше доверяй людям. Они такие скоты! Недаром же Саныч отказался вкладывать золото в наше дело. Заставь его показать свой тайник. Его доля тебе известна. Если там больше... Ну чего объяснять? А в том, что там намного больше, я не сомневаюсь. Ты получишь доказательства и поймешь, что я была права с самого начала, а вовсе не наговаривала на твоего любимчика.
Тяжелая пелена застила мне глаза.
Неужто этот прохиндей, этот прожженный плут с внешностью кристально честного малого держал меня за деревенского дурачка? Ну, Саныч, если моя драгоценная жена права, берегись!
- Пусть он при нас достанет свою захоронку, - доносился из глубин космоса голос Инны. - Только мы втроем. Пересчитаем вместе. И пусть он держит ответ.
- Он ответит, - с угрозой пообещал я. - Ответит за все! Я заставлю его сказать, почему он так поступил.
- Почему - понятно без объяснений. Я недоуменно посмотрел на нее. Инна взяла мое лицо в свои ладони:
- Милый... Как же ты не понимаешь?! Ведь у него растет сын! Горячо любимый сын!
Одной фразой она рассеяла все мои сомнения (которых, впрочем, почти не оставалось). Что тут Доказывать?
Любовь Саныча к сынишке, вообще к семье носила гипертрофированный характер. Я знал, что ради своих близких Саныч не пожалеет жизни, и не видел в том ничего предосудительного. Напротив, меня это умиляло. Да я и сам с симпатией относился к мальчишке. Но сейчас отцовские чувства Саныча представлялись мне миной замедленного действия, направленной против меня. Я понял простую истину: то место, которое раньше я занимал в сердце Саныча, безраздельно занято его семьей. А я? Я даже не вытеснен, я стал досадной помехой, этакой занозой, которую надо вырвать, а еще лучше уничтожить.
Какой же я глупец! И какая умница Инна! Она в два счета раскусила этого скользкого типа. Действительно, разве можно верить предателю?!
- Что предлагаешь? - спросил я ее и как жену, и как сообщницу.
- Ты сам должен решить, Вадик.
- Ладно, не будем пороть горячку. Мне надо успокоиться и как следует все обмозговать.
- Только не тяни. Как бы не припоздниться.
- Не волнуйся, милая. Никуда он теперь от меня не денется.
* * *
Саныч явился наутро.
У него был вид человека, желающего загладить свою вину.
Хитрец!
Рассыпаясь в витиеватых комплиментах, он принялся выведывать, не согласимся ли мы с Инной посетить вечерком его скромную обитель, на задворках которой задымится мангал, распространяя аромат великолепного шашлыка, который он уже замариновал в белом вине с добавлением всех необходимых специй.
Знает, подлец, что мы обожаем шашлык его приготовления.
- Надеюсь, ты еще не собираешься нас отравить? - пошутил я.
Саныч вытаращил глаза:
- Федорыч! Если я когда-нибудь и отравлю тебя, то только своей глубокой преданностью, которая, к сожалению, как я заметил, вызывает у тебя легкую тошноту.
- Ладно, старый плутишка. Не паясничай. Мы придем.
* * *
И вот мы сидим в его саду под душистой яблоней.
Шашлык, как всегда, получился отменный. Не знаю уж, как это ему удается. Я много раз брал у него и рецепты, и консультации, но только переводил продукт. А Саныч нанижет сочные куски на шпажки, выложит на мангал, дунет на угли, помашет картонкой с одной стороны, с другой, перевернет раз и два, сбрызнет из особой бутылочки, где в уксусе плавают огненные дольки жгучего перца, - и готово: хоть ты трижды сыт по горло, а не устоишь.
Женщины ушли в дом, мы с Санычем остались за столом вдвоем.
Нынче мне удалось основательно подпоить его. Саныч крепился из последних сил, язык заплетался. Еще рюмка-другая, и он попросту свалится с копыт.
Интересно иной раз понаблюдать за пьяным человеком, для которого это состояние - редкость.
- Послушай-ка, Саныч... - заговорил я. Он пытался держать голову прямо, но она то и дело клонилась то в одну, то в другую сторону.
- Я никогда не интересовался твоей бывшей командой, а теперь вдруг припекло. Сколько у тебя было парней? Я имею в виду, сколько их всего прошло через твою кухню?
Он воздвиг над столом кулак и принялся по одному разгибать пальцы:
- Раз, два, три, четыре... Но - тсс! Чтобы Вика не услыхала.
- Она не слышит. Где эти парни? Он глуповато заулыбался:
- Ты же знаешь, Федорыч, двоих мы отправили. Ну, тех, которые видели твою благоверную там... там... словом, понимаешь где.
- Кто двое других?
- Мы же от них тоже отказались. У нас теперь легальный бизнес, верно? Хотя бардака в десять раз больше.
- И все-таки, кто те двое?
- Они тебе нужны?
- Иначе не спрашивал бы.
- Хорошо! - Он отодвинул тарелки, расправил перед собой салфетку и принялся быстро писать, морща лоб.
- Вот, - протянул мне короткий список. Я сложил салфетку вчетверо и спрятал в нагрудный карман рубашки.
- Зачем тебе, Федорыч? Хочешь опять... золотишко... а?
- Там видно будет.
В это время из-за угла дома выбежал Антон, которому недавно исполнилось шесть лет.
- Папа! - закричал он. - Мама велела передать, чтобы ты больше не зюзюкал.
- Хорошо, сынок, - подобрался Саныч, даже будто чуть трезвея. - А ты ей передай, чтобы она не беспокоилась, потому что мы не зюзюкаем, а беседуем с дядей Вадимом на разные важные темы.
- А что такое зюзюкать, папа?
Саныч некоторое время сидел с закрытыми глазами, затем нашелся:
- А вот это, сынок, пусть тебе мама и объяснит. А мы с дядей Вадимом не знаем таких слов. Может быть даже, они не совсем хорошие. Лучше бы тебе никогда их не произносить. Ты меня понял?
- Понял, папа! Я скажу, - и он умчался.
- Нет, Федорыч, ты только послушай, каким словам она учит малыша, -принялся возмущаться Саныч, но с какой-то затаенной нежностью.
Сама возможность чуть-чуть, самую малость поерничать с женой под сенью собственного дома относительно методов воспитания своего ребенка доставляла ему огромную радость.
