только Стасик кое-как живой, наверное, потому что говнюк. Остальные уже ни о чём. Я всё вспомнила уже, а их — нет. Просто какие-то люди. Серая масса. Жрут, ебутся и по коридорам слоняются. Одно чувство на всех — нас ненавидят. Потому что мы не такие. Но станем, Кэп, станем…
— Не станем. До сих пор держались, и дальше продержимся. Будем писать себе записки, друг другу помогать — справимся.
— Хороший ты мужик, Кэп, правильный. Но, блин, этого мало.
— Не бзди, Натах. Прорвёмся. Эй, народ, а не сходить ли нам на ужин?
Есть особо не хочется, но сидеть и мучиться мрачными мыслями ещё хуже. Хоть какой-то движняк.
В столовой люди тупо топчутся вокруг раздаточной стойки и производят ещё более удручающее впечатление, чем утром. Действительно, сливаются с фоном. Вроде все разные — лица, причёски, пол, раса. Но отвёл взгляд — и забыл. То, что в них общее, перебивает то, что в них разное. Понять бы, что именно…
— А я что вам сделаю? — бубнил Васятка. — Такое приехало. Я ж как всегда — пустые сгрузил, дверцу закрыл, звякнуло — достал. А оно там вот…
Я протолкнулся к раздаче — стальные лотки-контейнеры на месте. Пюре, капуста, котлеты, компот. Вот только пар от них идёт не горячий, а как от сухого льда. Потому что заморожены они так, что вилку не воткнёшь. Компот — и тот вздулся ледяной горкой, которая на глазах покрывается инеем.
— Да не трогай ты, — прикрикнул на кого-то Васятка, — я взялся, так кожи клок оставил.
Он посасывает пострадавший палец.
— И что вы скажете на это, Кэп? — Стасик произнёс это с такой интонацией, как будто нашёл виноватого, осталось получить чистосердечное признание.
Не дождётся.
— Надеюсь, все соскучились по мороженому.
— Эй, а жрать-то как?
— Разморозится.
— И как долго? — спросил кто-то.
— Теплоёмкость воды четыре и два килоджоуля, — внезапно сказала Натаха. — Компота тут литров двадцать, если принять его за воду и считать, что он имеет температуру ноль градусов, то разность температур… Коэффициент конвективной теплоотдачи на поверхности… Площадь… Число Нуссельта… Таким образом, мощность теплового потока составит…
— Ну, сколько ждать-то? — переспросил Васятка.
— Дохрена, — коротко ответила Натаха. — Десятки часов. Но если контейнеры поставить в горячую воду, то можно будет поесть сегодня. Особенно, если её запустить потоком. Потащили в душевую! Да тряпкой беритесь, пожжёте руки холодом!
В душевой разочарование — вода из горячего крана течёт холодная. Очень холодная, мыться такой — надо совсем по гигиене соскучиться.
— Всё равно быстрее, чем на воздухе, — сказала Натаха, — но совсем не то.
Контейнеры поставили в большие тазы для стирки, пустили воду из кранов — они моментально покрылись коркой льда.
— Тут не ноль, они гораздо сильнее заморожены. Так мы их несколько дней согревать будем. Мне нужно два лезвия, нитки и спички. Провод я знаю где взять. Да, пластырь ещё, вместо изоленты. И солонку притащите кто-нибудь из столовой.
— Стасик, — сказал я убеждённо, — у тебя точно есть.
Через небольшое время Натаха уже прикручивала «на живую» без отключения этот «солдатский кипятильник» к проводам от лампы, куда раньше был так же прикручен старый облезлый фен.
Свет ламп дневного потускнел и замерцал, они заныли тонким неприятным гулом.
— Фаза еле тянет, — сказала она. — Неладно что-то тут с сетями.
— И долго это? Жрать уже охота… — уныло пробубнил Васятка, глядя на бурление воды в тазу над смотанными лезвиями.
— Долго, — отрезала Натаха. — Тут всего-то киловатт примерно. Да и то, если…
Она не договорила — свет мигнул и погас.
— Да васу мать! — с чувством сказала Сэкиль.
Натаха тут же оторвала провода, но вокруг всё так же темно. Сэкиль зажгла фонарик и обвела его лучом растерянные лица.
— Доломали, — мрачно буркнул Сэмми.
— Пробки где-то выбило, — прокомментировала Натаха. — Знать бы где.
— От вас и ваших людей всегда проблемы, Кэп, — заявил Стасик, — но на этот раз вы сами себя превзошли! И что вы теперь предлагаете делать?
Я уже хотел предложить ему пойти и повеситься, но тут свет зажёгся обратно. Если раньше горела одна лампа через три, то теперь две на весь коридор, да и те как-то нехорошо мерцают и потрескивают.
— Остыли автоматы, — заметила философски Натаха, — но не все. Тут не хватает нормального электрика.
— И сантехника, — добавил Сэмми, показывая на кран, напор воды в котором падает на глазах, превращаясь в тоненькую струйку, потом в капель, а потом пересыхая окончательно.
— Насосы, похоже, тоже встали…
— Да, Натаса! И кто виноват, сказы мне?
— Тот, кто хоть что-то делает, да? А не тот, у кого тонкие лапки из красивой жопки?
— Мозет, этот «кто-то» луцсе посидер бы на попе ровно? Дазе если она у него не такая красивая?
— Никто не виноват, — я придержал их руками. — Говно случается. У меня есть идея — мы с вами знаем место, где много пара и горячих труб. Там наверняка можно согреть еду.
— Если там есё сто-то остарось от чьих-то шаровривых русёнок… — мрачно буркнула Сэкиль.
— Вы чего-то недоговариваете! — возмутился Стасик.
— Хочешь поговорить об этом? — спросил его я, но он сразу расхотел.
Хреновый из меня психотерапевт.
***
Первое, что мы увидели на техническом этаже, — дверь. Она лежит прямо на лестничной площадке, пролетела метров пять, причём выбив решётку тамбура. Внутри темно, тянет теплом и сыростью, что-то тихо шипит и громко льётся. Луч фонарика Сэкиль зловеще подсветил стену тумана и канул в её молочной белизне.
— Страсно как-то, — сказала она.
— Раз есть пар — есть тепло! — уверенно сказала Натаха и шагнула внутрь.
За нами в этот поход увязались не все, но десяток человек, которые тащат контейнеры с мёрзлой едой — это уже толпа, достаточная для дурной
