– Мой добрый рыцарь! С того самого дня, как ты освободил меня… нет, даже раньше. С того дня, как я впервые тебя увидела, я хотела тебе сказать, но никак не решалась… — ее потрескавшиеся и обвисшие губы медленно шевелились, а гнилые зубы, что скрывались за ними казались наваждением из чужого кошмара. Это был голос самой смерти: — Я хотела сказать, Максим, что… я люблю тебя!
Старуха, издав стон, опустила голову ему на плечо. Максим закрыл глаза, и в образовавшейся тьме вспыхнуло яркое воспоминание — то самое… Как он стоял вместе с Придумаем на кровле замка, как он впервые ее увидел… пышное королевское одеяние… льющиеся локоны волос… и этот белоснежный лик, созданный самым талантливым божеством…
Потом он закричал так, что воздух содрогнулся, а где-то далеко с окрестных скал посыпались обломки. Возглас ужаса, как извержение вулкана, вырвался из его груди:
– Я этого НЕ ВЫНЕСУ!!!
Он отстранил от себя старуху и ринулся прочь, долго не видя ни неба, ни земли.
– Нет… нет… нет!!
Это многократное «нет» грохочущим эхом металось от одного горизонта до другого. Споткнувшись, он погрузился в удушливый запах мертвой травы, слушая как птицы над головой напевают траурные гимны его надеждам, его любви, его Мирозданию. Рука как будто случайно нащупала на земле острый камень, и ладонь жадно обвила находку. Он поднес каменное лезвие к своему горлу.
– Все. Конец!
Оставалось всего одно движение. Но рука надолго замерла в нерешительности. Чего он медлил? Чего ждал? Оказывается, вот чего:
– Максим, это бесполезно! — голос, донесшийся сзади, заставил его вздрогнуть. Он медленно обернулся.
Темное небо… серые облака… черные просветы между облаками… На этом не очень привлекательном фоне возвышалась фигура волшебника Тиотана. Ночь бросала непроницаемую тень на все его четыре лица, из-за чего сложно было понять их выражение. Страх? Гнев? Или отчаяние? Но голос его звучал ровно и спокойно — похоже, он был и оставался беспристрастным наблюдателем всего происходящего.
– Пойми, это бесполезно… Если ты убьешь себя здесь, то сразу же проснешься в своем реальном мире. Так что наберись мужества и досмотри этот сценарий до конца.
Максим не отвечал, тяжело дыша и издавая болезненные стоны. Однако, откуда же взялась здесь такая рассудительность, такая осведомленность и такая последовательная логика? Здесь, где все иллюзорно и нет ничего материального. Кто он, этот Тиотан?
Волшебник словно уловил немой вопрос в свой адрес и продолжил:
– Успокойся… И смирись, наконец, с мыслью, что нас нет и никогда не было. Мы лишь плод фантазии, причем — твоей собственной. Вымыслы, не способные самостоятельно думать, переживать и что-либо чувствовать. Какой же смысл убиваться из-за того, чего просто не существует?
От этих размышлений веяло страшным холодом, и как они разительно противоречили тому, что он на самом деле видел и на самом деле слышал. Неужели глаза и уши так способны обманывать?! Он уже совершенно запутался в собственных ощущениях: что есть, чего нет, где настоящие вещи, а где их призраки, мнимое и действительное так перемешалось в голове, что он порой терял вообще способность соображать — в каком мире находится, и как эти два несовместимых, противоположных мира можно отличить друг от друга. В сознании присутствовал полнейший бред, и такими же бредовыми и вздорными сейчас казались все эти миры: те, которые есть, и те, которых нет.
Максим отбросил от себя каменный осколок и спросил:
– А что… вы на самом деле ничего не чувствуете?
Молчание. Глупо, наверное, было общаться с собственной иллюзией, но тем не менее — молчание…
– Я спрашиваю: вы не испытываете никаких чувств?
Тиотан и на этот раз не ответил. Он долго стоял, не возмущаемый ни эмоциями, ни порывами ветра, ни сотрясающейся в конвульсиях землей. Все его четыре лица смотрели вдоль четырех направлений необъятной темноты, выискивая последние признаки дотлевающей жизни. Выждав паузу, он задал совершенно неожиданный вопрос:
– Кто сломал пластинку?
– …я …нечаянно, — Максим в недоумении покачал головой. — Откуда?! Откуда вы знаете?
Но Тиотан, похоже, решил не отвечать ни на какие вопросы, задавая лишь свои:
– Чего ты здесь лежишь и никуда не направляешься?
– А куда идти, если в мире не осталось ни единой искорки света?
Нависший над самой головой тяжелый сумрак был лучшим доказательством сказанному.
– Ты ошибаешься, свет еще остался.
– Где?
– В долине Абсурда. Идем, я тебе покажу.
Совершив небольшое путешествие по черному дню в направлении, ведомому лишь одному волшебнику, они вскоре стали очевидцами невообразимой картины, так ярко контрастирующей с окружающим хаосом, что у Максима от непривычки заболели глаза.
Вся долина озарялась светом. Самым настоящим! Мало того — она изобиловала всеми оттенками цветов: здесь и зелень травы, и яркие огоньки полевых растений — желтые, красные, синие. Даже виднелся кусочек голубого неба. Она походила на райский сад, воздвигнутый на маленьком островке в океане бушующей темноты. До слуха доносились благозвучные рулады птичьего хора, который беззаботно исполнял незатейливые мелодии, будто ничего страшного и не происходило.
– Ничего не понимаю…
– Тут и понимать нечего, — немного сухо сказал Тиотан. — Просто абсурд — такое же относительное понятие, как и все остальное. Когда в мире был порядок и присутствовал свет, там творился хаос и неразбериха. Теперь же наоборот: когда этот хаос в союзе с губительным мраком проникли в мир, то в долине, согласно закону симметрии, появилась немыслимая ранее гармония и закономерность.
– Да… господин Философ мне долго втолковывал про какие-то симметрии, но я мало что понял.
Максим рванулся было в сторону долины, желая хотя бы вдохнуть в себя свежего воздуха, но волшебник его остановил.
– Поздно.
– Почему?
– А ты прислушайся…
Максим напряг слух. Сквозь предсмертные стоны земли и болезненный вой ветра, что уже становилось привычным, был слегка различим приближающийся шум похожий на топот множества ног. Причем, множество такое огромное, что сюда по меньшей мере шла целая армия.
– Они бегут к нам из царства Зла, — произнес Тиотан.
– Кто — они?
– Гляди, ты их сможешь увидеть.
Поначалу создавалось впечатление, что это все-таки не армия, а огромнейшее стадо крупных животных. Уже стали слышны их дикие голоса в равной степени похожие на рев злости и на вопли отчаянного страха.
– Они за кем-то гонятся?
– Нет, Максим, они сами спасаются бегством. Давай-ка прыгнем в овраг, иначе они нас просто растопчут.
Тиотан схватил его за руку, и через пять секунд оба очутились в неком сомнительном убежище, погрузившись в жижу липкой грязи. В Мироздании становилось все темней и темней, так что собственное тело уже походило на размазанный в пространстве призрак.
