- Опять мозги пудришь? Тут у нас электростанция, можно торговаться. По крайней мере не подохнем с голоду. Будешь нас кормить.
- Запру вас в четвертой секции и оставлю в покое. Даю слово. - Вдруг я почувствовал, что теряю сознание. По телу пробежала судорога. Из инженерного отделения доносились взволнованные голоса.
- Ладно, поверим тебе на слово,- крикнул Клин-гер. - Только позови кого-нибудь, а то свалишься, и всем нам хана.
- Касавополус,- позвал я. - Вы слышите меня? Идите в девятую секцию. Прошла, казалось, целая вечность. Наконец открылась коридорная дверь и появился Касавополус в скафандре. Уж и не знаю, как я не грохнулся. Инженер осторожно снял мою руку с гашетки, и я осел на пол.
- Выпустите беспризорников,- услышал я, как сквозь вату, голос Тележника. - Не то нажму на гашетку. Мне наплевать на ваши чертовы жизни. И на командира тоже.
- Ладно, инженер, полегче.
Из инженерного отделения стали один за другим выходить насмерть перепуганные подростки. Кто-то бросился ко мне, обнял.
- Командир! Что с тобой?! Что они с тобой сделали?
- Анни? - прошептал я.
- Эй ты, малый, и ты, девка,- зарычал на беспризорников Касавополус.-Вынесите командира за дверь. Нажмите на кнопку, и она откроется. Всем убраться в другую секцию! Так, теперь закройте дверь!
Потолок то нависал надо мной, то удалялся. Меня взяли за руки и ноги и понесли. Тело мое провисло, щека нестерпимо болела. За дверью меня подхватили еще несколько рук и стали поднимать по лестнице.
- Боже мой! - услышал я голос Филипа. - Несите его в лазарет.
- Вначале на мостик,- прошептал я.
- Но...
- На мостик,- произнес я громче.
Наконец меня усадили в кресло, и, чтобы не сползти с него, я уцепился за подлокотники. Видимо, у меня был жар. Филип стоял рядом, чтобы поддержать меня, если я начну падать. Застонал Эдди Босс, начал медленно подниматься. Уолтер Дакко навел на него винтовку.
- Отпустите его!
Филип подошел к Эдди, пнул ботинком.
- Сейчас отведу тебя в карцер!
- В первую каюту,- приказал я.
- Его надо отдать под трибунал...
- Дакко, выйдите,- обратился я к Уолтеру, с трудом поднимаясь. Уолтер с недовольным видом удалился.
- За что ты хочешь его судить? - спросил я Филипа.
- Он же напал на вас! И задушил бы, не пусти я в ход электрошокер.
Эдди никак не мог подняться.
- Этого не было,- сказал я.
- Командир, вы нездоровы! - со слезами на глазах вскричал Филип. Неужто забыли, что он вас душил?! Такое не прощают!
Я, шатаясь, подошел к нему.
- Я... твой... командир.
- Так точно, сэр!
- Он просто упал.
Филип побледнел и молчал.
- Повтори! - приказал я.
Филип метнул взгляд на Эдди, посмотрел на меня и, запинаясь, сказал:
- Сэр... Он, видимо, упал. Ушиб голову и потерял сознание.
- Хорошо. А теперь надо идти в лазарет. Что-то неважно я себя чувствую. - Стараясь держаться прямо, я сделал шаг-другой и остановился.
- Разрешите помочь вам, сэр,-робко предложил Филип.
Я кивнул. Он обхватил меня рукой, а я оперся на его плечо и тут заметил в глазах у Филипа слезы.
Часть III
7 августа, год 2198-й от Рождества Христова
Чай оказался очень горячим. Даже к толстой фарфоровой чашке невозможно было притронуться. Я перекладывал ее из руки в руку и наконец поставил на тумбочку возле кровати. В ногах у меня сидела Елена Бартедь.
- Пусть остынет,- сказал я.
- Конечно,- улыбнулась она.
Я тоже улыбнулся, но очень осторожно, чтобы не травмировать обожженную щеку. Три дня назад Филип приволок меня, словно пустой скафандр, сюда, в лазарет. Рана воспалилась и загноилась, началось заражение крови, а нервное напряжение так ослабило организм, что я едва не отдал концы.
В тот день Филип, Уолтер Дакко и Керрен долго совещались.
Керрен рассказал, как меня надо лечить. Филип назначил Дакко и Бартель моими сиделками, а сам принял на себя командование кораблем. Только бы он чего-нибудь не натворил, думал я с ужасом. Впрочем, хуже, чем сейчас, быть не может. И все по моей вине.
Чай потихоньку остывал. Я смотрел, как медленно поднимается из чашки пар. Лечение не очень помогало, щека все еще ныла. Вспомнилось, как отец сидел у моей постели, когда я болел; как обтирал меня мокрой губкой; вспомнился его старинный латунный заварочный чайник, помятый, исцарапанный. Горячий чай и теплую губку отец считал лучшими из лекарств. Пожалуй, это было единственным проявлением нежности ко мне.
Откинувшись на подушку, я стал перебирать в памяти события последних трех дней. Все это время я валялся в постели, страдая от боли и высокой температуры, то погружался в сон, когда мне давали снотворное, то бредил и порывался вернуться к своим командирским обязанностям.
У нас и так мало людей, а Уолтер Дакко и Елена Бар-тель по приказу Филипа неотлучно сидят у моей койки. Я не мог с этим смириться.
- Теперь я уже могу дотянуться до кнопки, мисс Бар-тель, и вызвать вас, если мне что-нибудь понадобится. Так что идите к мистеру Таеру и доложите, что я отменяю его приказ.
- Нет, сэр, этого я не сделаю,- спокойно ответила женщина.
- Но...
- Я позову гардемарина сюда. Через несколько минут явился Филип, отдал честь и, выслушав мои указания, заявил:
- Извините, сэр, мисс Бартель останется здесь, если, конечно, она вас устраивает.
От подобной дерзости я просто онемел.
- Вы понимаете, что говорите? - спросил я наконец.
- Понимаю,- ответил он и после бесконечно долгой паузы объяснил: Сэр, я замещаю вас до вашего выздоровления. Это зафиксировано в бортовом журнале.
Я ушам своим не верил. Значит, меня временно отстранили? Ходили легенды о том, как храбрые командиры, не в силах примириться с подобной ситуацией, от вынужденного безделья оказывались на грани безумия и совершали преступления, за которые предусмотрена смертная казнь.
Командир военного корабля - это больше чем офицер. В полете он представитель Правительства ООН. Отстранить командира от должности - все равно что совершить революцию, низвергнуть Правительство. Впрочем, совсем недавно я сам просил Филипа занять мое место, но то было в минуту отчаяния. Теперь же во мне клокотала ярость.
- Только до вашего выздоровления,- повторил Филип достаточно твердо, видимо, надеясь, что я одобрю его или хотя бы пойму,- говоря точнее, вы вернетесь к своим обязанностям сразу, как только встанете на ноги, а может быть, даже раньше. Мы не можем рисковать вашей жизнью. Вы слишком серьезно болели.
- Понимаю,- процедил сквозь зубы я, сразу выдав свое недовольство.
- Керрен сказал, что вас можно считать здоровым, если два дня подряд температура и анализы крови будут нормальными. - Глаза Филипа были полны искреннего сочувствия. Он попытался улыбнуться. - Не беспокойтесь, я справляюсь с кораблем, сэр.
