— Проснись же! — Он стал трясти изо всех сил.
Голова девушки моталась из стороны в сторону, глаза оставались открытыми, но в сознание она не приходила.
В коридоре зазвучали голоса, звуки шагов. Вадим бросился под кровать, прижался к самой стене.
Шаги приближались.
— Строители на улице шумят, — послышался угрюмый мужской голос.
— Какого черта так рано? — недовольно пробасили в ответ.
— Угу, в прошлую смену до девяти вечера долбили, — отозвался первый.
Шаги смолкли у двери. Вадим затаил дыхание, но спустя мгновенье шаги вновь зазвучали, стали отдаляться.
— Чертовы строители. Стены треснут, — ворчал голос.
Пролежав для верности около минуты, Вадим выбрался из-под кровати.
— Доэ, — позвал он опять.
Она не ответила.
Вадим обошел кровать, вынул из стеклянного окошка лист назначений и прочитал: Костандова Вероника Ив.
Это она!
Персолип был прав. У Доэ связь с этим миром. Хоть малая, но есть.
Неожиданно из коридора донеслись громкие крики.
Вадим подбежал к двери, приоткрыл, осторожно выглянул.
Два санитара, выпучив глаза, бежали в его сторону. За ними, искривляя и круша стены, двигался агрегат вримов.
Обернувшись, Вадим коротко сказал:
— Держись, Вероника!
Не дожидаясь, когда агрегат доберется до палаты Доэ, Вадим выскочил в коридор и побежал навстречу.
Сверхускорение, приказал он себе.
Скорость осталась прежней.
Расин давал телу одну команду за другой, но ничего не происходило. В костном мире властвовала костная механика.
Мимо, тяжело дыша, пронеслись санитары. За дверями слышались вопли больных.
Агрегат стремительно приближался. Расин успел заметить, что стены не рушатся, а словно раздвигаются. Когда конструкция перемещалась дальше, стены принимали прежнюю форму. Но почему вримы могут существовать в оболочке по своим законам, а он нет?
До агрегата оставалось всего несколько шагов. Инстинкт самосохранения боролся с ощущением безысходности. Неожиданно Вадим заметил дверь, в которой не было стеклянного окошка. Схватился за ручку, дернул. Дверь оказалась незапертой, изнутри торчали ключи. Вадим на миг обернулся и заскочил внутрь в ту самую секунду, когда усики агрегата добрались до дверного откоса. Эта увертка могла бы задержать вримов разве что на пару секунд. Вадим знал это, но ему ничего не оставалось, как бороться до последнего. Он захлопнул дверь и повернул ключ.
И тут нахлынула тишина. Ажна прошептала: третий уровень, Парафар…
Вадим прислушался. В коридоре — словно все вымерло: никакого шума агрегата, никаких криков больных.
Расин обернулся. Потертый диван, кресло, старинный книжный шкаф, письменный стол, заваленный бумажными листами. На стене несколько дипломов в золоченых рамках, все выданы на имя Хвана Петра Сергеевича.
Подойдя к столу, Вадим накинулся на кипы бумаг. Здесь были истории болезней, материалы статей и докладов, какие-то распечатки, грязные ксерокопии. Несколько минут Расин перебирал весь этот ворох, но, поняв, что ничего ценного нет, сделал резкое движение рукой. Бумага полетела на пол.
Он стал поочередно открывать и закрывать ящики письменного стола. В нижнем оказался ключ с биркой, на которой фиолетовыми чернилами было написано: «Архив».
Расин огляделся. Взгляд его упал на глухой стенной шкаф. Он располагался за вешалкой и был неприметен.
Подойдя к шкафу, Вадим вставил ключ, повернул. Он ожидал чего угодно, вплоть до того, что за дверью окажется вход в иной мир, например в Пустыню. Но там располагалось пять или шесть горизонтальных полок. Верхние были завалены стопками бумаг и папок, на самой нижней лежал толстый скоросшиватель. Нагнувшись, Расин взял его в руки и прочитал: «Костандова Вероника Ивановна».
Вадим вернулся к столу, сел, развязал папку. Это была подшивка историй болезни. Пожелтевшие страницы. Все это изъято из архива и перенесено сюда.
Среди историй отдельные листы, исписанные мелким почерком.
Работа над диссертацией?
Расин начал читать. Он не заметил, как погрузился в своего рода ретроспективное путешествие. Перед ним пронеслась часть жизни Доэ-Вероники, которая была известна Хвану, а также то, что находилось за пределами записей. На Вадима нахлынула волна образов и чувств. Картинки вспыхивали в его воображении и гасли, как окна в ночных домах.
Пятнадцать лет назад случилась автодорожная авария…
Старая разбитая дорога за промзоной. Мчащийся навстречу грузовик, за рулем хмельной водитель. Навстречу — новые синие «Жигули». Молодая семья возвращается с загородной прогулки. Красивая светловолосая женщина за рулем, на заднем сидении её муж, он держит на коленях спящую двухлетнюю девочку. Неожиданно колесо грузовика попадает в ухабу, водитель делает слишком резкое движение, и его выносит на встречную полосу. Удар…
Мама с папой, прежде чем совсем раствориться в пространстве, взмывают вверх. Вероника стремится за ними. Она плачет и тянется ручонками к родителям. «Вниз! — кричит мама. — Прошу тебя, вернись на землю!» Но Вероника ещё не умеет разговаривать. Она пытается уцепиться за маму или за папу, но души родителей тают в воздухе, и их призраки уносит ветер…
Девочка долго блуждает по округе, но не находит ни родителей, ни себя…
Странное состояние, в котором находилась маленькая Вероника Костандова, назвали аутизмом. Сначала девочку направили в приют, затем в детский дом-интернат для умственно отсталых детей. Потом перевели в другой.
Иной раз казалось, что во взгляде Вероники появляется осмысленность. Дважды (так, во всяком случае, отражено в анамнезе) девочка проходила шестимесячное лечение в психдиспансере. Оба раза её лечащим врачом был Хван. Вероника стала темой его научных исследований, возможно, диссертации.
Сейчас девушка в третий раз находится на стационарном лечении. Судя по бумагам, Хван буквально вытянул её из дома инвалидов, где она жила последние полтора года.
Что ж, стоит отдать должное Хвану в его чутье на таких как Доэ и Вадим!
И вот ещё что. Это место, где была авария. Вадим вдруг ясно его себе представил.
Когда поток воздуха обрушился на него и понес на северо-восток от улицы Братиславской мимо леса, пустырей и градирен, перед самым падением он вдруг увидел странное место. Участок дороги, машины, одна из которых перевернута. Все длилось ровно одно мгновенье, и тогда, в суматохе, он об этом забыл.
Но всплывшее воспоминание оказалось неожиданно четким.
— Доэ в Трифаре создала свой сад на месте аварии, в которой Вероника потеряла родителей! — прошептал Расин.
