После последнего разговора с Вегонабой понтифик как бы ожил и включился в окружающую его жизнь. Отпуская первого советника, он с нетерпением ждал, когда тот вернется и продолжит поучительную беседу со своим повелителем, когда ознакомит его со всеми трудностями и сложностями. Дайнити Нерай хотел и стремился стать полезным. И когда слуга доложил о прибытии Дженнина Эльвагана, понтифик даже обрадовался. Ему предоставлялась прекрасная возможность не просто сидеть и томиться бесплодным ожиданием, но и поговорить с настоящим мастером своего дела. Он помнил, как лестно отзывался Вегонаба Лин о молодом флотоводце, как высоко ценил его талант.
Но Джаннин Эльваган принес страшную весть.
По его словам выходило, что, забывшись, с головой уйдя в работу, первый советник оказался настолько неосторожным, что распечатал какой-то конверт. Будучи молодым человеком, к тому же воином, Дженнин успел отскочить назад, почуяв опасность, но сам Вегонаба остался на месте, парализованный дымком, струившимся из конверта. А после явился демон, которого было невозможно одолеть сталью, и Эльвагану пришлось просто-напросто сбежать, ибо его друг был мертв, а шаммемм не был силен в магии и ничего не мог противопоставить исчадию зла.
К счастью Дайнити Нерая, Вегонаба не рассказал ничего о том, что случилось между ними несколько часов назад. Так, упомянул вскользь, считая подробности делом сугубо личным. Именно деликатность советника спасла жизнь понтифика Хадрамаута. Дженнин Эльваган продолжал считать его полным ничтожеством, неспособным заметить - в силу своей лени - даже конец света, буде тот состоится прямо у него под носом. И он не считал необходимым слишком притворяться перед этим жирным тупицей. Ему бы стоило уничтожить Нерая, но он сдерживал себя из тех соображений, что это-то всегда успеется, а пока необходимо заняться более важными и неотложными делами.
Понтифик слушал и всматривался в лицо адмирала-шаммемма.
И чем больше он слушал, тем меньше верил его рассказу. Как бы ни был он раньше безразличен ко всем делам, но все же не был слеп. И он прекрасно помнил, что молодой Эльваган никогда так не выглядел. Прежде, когда понтифику случалось видеть его на празднествах или больших приемах, где Нераю волей-неволей приходилось появляться перед своими подданными, чтобы таким образом засвидетельствовать факт своего существования, шаммемм казался скромным, совсем еще юным. Несмотря на свой высокий пост и несомненный талант флотоводца, он был скромен, тих и застенчив. Легко краснел.
"Да-да, - вспомнил понтифик, - конечно же, краснел. Вегонаба представлял его мне в первый раз после какой-то там морской баталии, где Эльваган проявил себя с лучшей стороны, и мальчик смущался и был абсолютно бордовым. Что же с ним произошло?"
Надменный, сильно повзрослевший, с холодными, льдистыми глазами, суровый человек, стоявший сейчас перед ним, лишь отдаленно походил на того Дженнина Эльвагана, которого он знал прежде. И этот человек отчаянно лгал понтифику. Но доказать сам факт лжи Дайнити Нерай не мог ничем, а заяви он о своих подозрениях кому-либо из придворных, те сочтут это еще одним монаршим капризом, еще одним проявлением его беспросветного безразличия к окружающим, обернувшегося своей противной стороной - подозрительностью.
О, как горько жалел теперь понтифик Хадрамаута о том, что прослыл среди своих подданных ленивым и неразумным человеком!
Но он уже достаточно хорошо ориентировался в событиях, чтобы прикинуться собою прежним, чтобы не пробудить у Эльвагана никаких подозрений.
- Ладно, - вяло шевельнул кистью. - Это... благодарю.
Шаммемм поклонился до неприличного небрежно и быстро вышел из комнаты, окна которой выходили на море. Его вел тихий, шелестящий голос Корс Торуна, указывавший путь и последовательность его дальнейших действий.
- Ты убедишь этих тупиц в необходимости рейда на Сарконовы острова. Ты должен победить пиратов. Ты должен добыть еще один талисман. Без тебя, шаммемм, никто не сможет ничего сделать. Ты избран повелителем Мелькартом, и блестящее будущее ждет тебя.
Ты отдашь другому избранному добытый тобой талисман, а взамен получишь корону Морских эльфов. И ты станешь братом Йа Тайбрайя. Стоит ли говорить тебе, что Хадрамаут будет лежать у твоих ног? Но и это лишь малая толика тех благодеяний, которыми осыплет тебя наш повелитель, когда придет в этот мир.
- Что скажешь, господин? - спрашивало украшение, висевшее под одеждой, на груди шаммемма.
- Я сделаю все, я все сделаю, - твердил он, шагая по направлению ко дворцу Войны, где располагались все службы, связанные с ведением боевых действий на море.
Сказать, что Тхагаледжа был приятно удивлен, обнаружив Каэтану во дворце, - значит не сказать ничего. На самом деле владыка Сонандана испытывал смутные чувства. Он собирался завтракать, и ему уже доложили о том, что стол накрыт, так что повелитель может приступать к трапезе когда пожелает. Татхагатха весьма желал пригласить во дворец Нингишзиду, потому что вездесущего жреца везде видели, но никому не удавалось настолько приблизиться к нему, чтобы поговорить. Тхагаледжа очень хотел обсудить с верховным жрецом текущие дела, а потому принял самые решительные меры, приказав посланным не возвращаться без него.
Те прониклись значимостью задания, исчезли и не появлялись так долго, что оголодавший татхагатха наконец постановил пренебречь приличиями и сесть за стол без Нингишзиды.
Выходя из своих покоев, он специально сделал крюк, прошел через галерею и попал во внутренний двор, где недавно расцвели золотыми цветами фруктовые деревья, привезенные с юго-востока страны, в дар повелителям Сонандана. Деревья носили диковинное название - шуша, - но теперь Тхагаледжа понял отчего.
Плотные, сияющие на солнце лепестки терлись друг о друга при самом слабом и незначительном ветерке, и дерево начинало тихо-тихо шептать - шушукать. Тхагаледжа постоял возле чудных растений несколько минут, послушал их сбивчивый и торопливый шепот, рассмеялся. И двинулся завтракать, предвкушая удовольствие.
Зайдя в трапезную, он обнаружил там идиллическую картину: во главе стола мирно ворковали Кахатанна и Тиермес. Владыка Ада Хорэ выглядел каким-то притихшим и счастливым; как ни странно, это ему тоже шло. Его невероятная красота приобрела новое качество и из суровой и холодной превратилась в живую и теплую. Некоторое время Тхагаледжа стоял на пороге, пытаясь осмыслить увиденное. Наконец его осенило и он спросил:
- Вы уже вернулись? А когда?
Каэ открыла было рот, чтобы ответить, но тут прямо сквозь стену шагнул в зал отдохнувший, а потому величественный и серьезный Траэтаона.
