class="p1">— Это как раз вас не должно беспокоить, — ответил ему Бернард. — Министерство внутренних дел уже высказалось по этому вопросу. Конечно, они недовольны, но я думаю, смирятся. Все зависит от того, насколько страсть к сенсациям сильнее боязни неприятностей.
— Хм, — отозвался полковник, глядя на мирный пейзаж, простиравшийся перед ним. — Я полагаю, что это будет зависеть от того, покажется прессе лежащая перед нами Спящая Красавица занудой или же дамой с изюминкой.
В течение ближайших двух-трех часов появилось множество новых лиц, представлявших, видимо, интересы различных ведомств — военных и гражданских. Возле дороги в Оппли воздвигли еще одну большую палатку, где в 16.30 состоялось совещание. Открыл его полковник Лэтчер обзором ситуации.
Времени это заняло немного. Как раз когда он заканчивал, вошел командир эскадрильи. Он вошел с перекошенным от злости лицом и шмякнул на стол прямо под нос полковнику большой фотоснимок.
— Получайте, джентльмены, — произнес он угрюмо. — Его цена — жизнь двух отличных парней и самолет. Нам еще повезло, что она не оказалась выше. Надеюсь, снимок стоит того.
Мы окружили стол и стали сопоставлять фото с картой.
— А это что такое? — спросил майор из разведки, показывая пальцем.
Объект, на который он показал, представлял собой светлый овал, если судить по отбрасываемой им тени, имевшей форму перевернутой ложки.
Начальник полиции наклонился, чтобы рассмотреть получше.
— Понятия не имею, — признался он. — Похоже на какое-то странное здание, но только это не то. Я был у руин аббатства всего лишь на прошлой неделе, и там ничего похожего не наблюдалось. Кроме того, аббатство — собственность Британской Исторической Ассоциации, а та ничего не строит — только реставрирует.
Кто-то, непрерывно переводя взгляд с карты на снимок и обратно, сказал:
— Чем бы ни был этот объект, он находится точно в центре пораженной зоны, и, если его там не было несколько дней назад, значит, он там приземлился недавно.
— Если это только не скирда, покрытая брезентом, — вмешался другой.
Начальник полиции прокряхтел:
— Поглядите на масштаб, дружище, и на фото. По величине эта штуковина больше дюжины скирд, вместе взятых.
— Тогда что же это за чертовщина? — вопросил майор.
Мы с помощью лупы по очереди изучали фотоснимок.
— А нельзя ли сделать снимок с меньшей высоты? — задал вопрос тот же майор.
— Именно так мы и потеряли самолет, — резко ответил ему командир эскадрильи.
— Как далеко эта… эта пораженная область простирается в высоту?
Командир эскадрильи пожал плечами:
— Узнать это можно, только пролетев над Мидвичем, — ответил он. — Вот это, — он постучал пальцем по фотоснимку, — снято с высоты десять тысяч футов. На этой высоте экипаж никакого влияния зоны не ощущал.
Полковник Лэтчер прочистил горло.
— Двое моих офицеров выдвинули предположение, что область поражения имеет форму полусферы, — заметил он.
— Вполне возможно, — согласился командир эскадрильи, — а возможно, ромбоида или додекаэдра.
— Я так понимаю, — мягко продолжал полковник, — что они наблюдали за полетом птиц, пересекающих зону, и исходили из того, на какой высоте эти птицы теряли сознание. Они говорят, будто на границе круга зона поражения поднимается не вертикально, как стена, то есть это не цилиндр. Она закругляется к центру. Следовательно, это что-то вроде свода или конуса. По их мнению, скорее всего, полусфера, но наблюдения проводились на слишком небольшом сегменте, чтобы быть уверенным.
— Что ж, это первая реальная помощь, которую мы получили за последнее время, — признал командир эскадрильи. И задумчиво добавил: — Если они правы насчет полусферы, то высота над центром круга должна составить около пяти тысяч футов. А нет ли у них какой-нибудь идеи, как это выяснить, не подвергая опасности летчиков?
— Фактически, — сказал несколько неуверенно полковник Лэтчер, — у одного из них есть. Он предположил, что, возможно, вертолет со спущенной на тросе длиной в несколько сотен футов птичьей клеткой с канарейкой мог бы… Ну, я понимаю, что звучит это…
— Нет, — возразил капитан, — это мысль! Вероятно, тот самый парень, благодаря которому установлены границы круга?
— Тот самый, — кивнул полковник Лэтчер.
— Ишь ты, какой спец по орнитологической войне, — прокомментировал командир эскадрильи. — Нам, вероятно, удастся придумать что-нибудь получше канарейки, но за идею спасибо. Однако сегодня уже поздно. Отложим дело на завтрашнее утро и тогда сделаем снимок с меньшей высоты и в косых солнечных лучах.
Тут выступил майор разведки.
— А может, бомбы? — сказал он, просыпаясь. — Скажем, осколочные?
— Бомбы? — переспросил командир эскадрильи, заламывая бровь.
— Стоило бы продумать на всякий случай. Откуда нам знать, чего можно ожидать от этих гостей? Может, все же стоит подготовиться? На случай, если они попробуют удрать? Трахнуть их как следует, но так, чтобы осталось, что исследовать.
— Не слишком ли решительно? — поморщился начальник полиции. — Я так понимаю, объект лучше заполучить целым.
— Верно, — согласился майор, — но пока мы позволяем им делать то, ради чего они сюда заявились, а от нас они отгородились этой стеной.
— Не понимаю, зачем им понадобился Мидвич, — вмешался другой офицер, — думаю, это вынужденная посадка, и «завеса» используется для того, чтобы предотвратить наше вмешательство, пока не кончатся ремонтные работы.
— Но ведь там Грейндж, — сказал кто-то с намеком в голосе.
— В любом случае, чем скорее мы получим полномочия вывести эту штуку из строя, тем лучше, — продолжал майор. — Нечего ей здесь болтаться, вот что. Главное, не дать им улизнуть. Слишком уж аппетитная штучка. Не говоря уже о самом объекте, эта защита может оказаться для нас весьма полезна. Я предлагаю принять меры для захвата объекта, если возможно — целым, а нет — так в любом виде.
Завязалась дискуссия, результаты которой были весьма скромны, поскольку все участники имели полномочия лишь наблюдать и сообщить по начальству. Единственное решение, которое мне запомнилось, касалось пуска осветительных ракет на парашютах с часовым интервалом для наблюдения за Мидвичем ночью, да еще подготовки вертолета к завтрашнему утру с целью получения быстрейшей информации. Других решений не последовало.
Я никак не мог взять в толк, зачем я тут болтаюсь, равно как и к чему здесь Бернард, который не внес в работу совещания ни малейшего вклада. По дороге обратно я спросил:
— Слушай, а с какого боку ты здесь припека?
— Ну, почему же? У меня тут интерес профессиональный.
— Грейндж? — осведомился я.
— Да. Грейндж входит в мою компетенцию, и, естественно, нас занимает все, что происходит вокруг лаборатории А это происшествие нельзя назвать ординарным, не так ли?
«Нас», как я понял, еще когда он представлялся перед совещанием, означало либо военную разведку вообще, либо какой-то ее отдел.
— Я думал, — сказал я, — что такими делами занимается Специальная служба.
— Ну, тут многое зависит от обстоятельств, — туманно ответил он и перевел разговор на
