Я тебя не оставлю!
С этими словами майэ кинулась в лобовую атаку на урука и вцепилась ему в морду острыми ногтями, пытаясь выцарапать глазюки. Нолдо тоже попер в рукопашку, херача кулаками орков в чёрные морды. Тут его отвлёк полный ужаса крик. Мерзкий орчище повалил на снег деву, и принялся сдирать с неё платье.
— Нет! — Скрипнул зубами нолдо и рванулся на помощь, но его со спины в клещи обнял ещё один гад.
— Что ты там говорил??! Что-то дебильное, похожее на Морготов ошейник??! — орала майэ, извиваясь в руках потенциального насильника и отбиваясь что есть мочи от грязных лапищ.
— Сраный муравейник?! Нет! Трандуилов веник! — перебирал рифмы нолдо.
— Нет, не то!!!
— Жёваный репейник?! Блять! Я не помню! — Орк, державший теперь эльфа одной рукой, второй, наконец-то, достал нож и примерился к нольдорской шее.
— Тьелпэ!! Давай быстрее!!!
— Феанор-затейник! Ебаный лилейник! — орал Келебримбор и чувствовал как по шее уже течёт тонкая струйка крови.
— ААА!!! — Урук, разобравшись со всеми этими модными оборочками, задрал все пять подолов платья майэ и раздвинул ее стройные ножки.
— А, вспомнил! Пендальфский кофейник!!!! — истошно завопил Келебримбор.
С этими словами громыхнул мощный взрыв с ослепительной вспышкой, и орков разнесло по клочьям.
Белый плащ… белый посох… белые брови… белая борода…
Келебримбор чуть не заплакал в трауре по своей прекрасной майэ. В центре кровавого орочьего месива блистая нетленным аманским светом стоял никто иной, как сам владелец волшебных кофейников.
— Орки кончились, но нам все же лучше отсюда валить, — сказал Гендальф.
Они весь день бежали пофиг в какую сторону, главное, подальше от орочьего гнезда. Только когда перевалило за полночь, остановились.
Неуловимое волшебство зимы превратило мрачный лесной пейзаж в хрустальный дворец. Мороз вымостил тропинки тонким зеркальным льдом и щедро посыпал каждую веточку россыпью блесток. Где-то там на границе этого ледяного чертога калейдоскоп рабочих дел, боевых походов и интриг. А здесь, в морозном царстве — сказка, в которой застыло время. Пошёл настоящий предновогодний снежок, порхающий, пушистый и мерцающий, как звездочки.
Гендальф шел сквозь сверкающие дюны сугробов, опираясь на белоснежный посох, в навершие которого искрился разноцветными огнями кристалл. Снежинки усыпали бороду и волосы волшебного старика, а лунная кисть расписала мерцающими узорами его плащ.
«Может Гендальф и есть тот самый Дед Мороз, из-за которого у нас одни неприятности?» — думал Келебримбор.
Лёгкий морозец покрыл ресницы нолдо блистающим инеем, сделав их огромными и пушистыми. Не дать не взять — Снегурочка! Короч, получилась симпатичная такая сказочная парочка. Из образа выбивались только ярко-оранжевые глазищи майа, с плещущимся в них пламенем.
— Хоть Митрандир и намного слабее, и ещё более, чем слабее, некрасивее меня настоящего, но я всё-таки очень рад снова быть майа и мужиком, — радостно топая по сугробам сказал Саурон.
— Да тебе и девой очень шло, — вырвалось случайно у Тьелпэ, скорбящего о потере своей прекрасной жёнушки, которой он так и не успел даже ни разу присунуть.
Но Саурон не обиделся.
— Зато я могу чпокать фейерверки, смотри!
Гендальф скинул плащ, взмахнул посохом. От кристалла в воздух взлетели огненные струйки и, достигнув высоты верхушек деревьев взорвались, распустив огненные фонтаны и цветы, затем весело затрещали мелкими радужными вспышками и медленно спустились водопадом сверкающих крапинок.
Нолдо, весь осыпанный волшебными звёздочками, посмотрел на огоньки с постной миной.
— Ну и что за взгляд, как у протухшей рыбины? Для тебя ж стараюсь! Ты ж хотел праздника. А завтра Новый год!
— Ну ты и в воплощении эллет фейверки неплохо раздавал, — всю ту же горькую песенку завёл нолдо.
— Нет, в бабском обличии моя магия была закрыта. А смогла я превратиться в око только разок, да шарики из пламени кидала только потому что очень разозлилась и напугалась… точнее очканула, чуть от страху не обосралась! Ну да я ж был девой, девам это простительно. — вещал Саурон, радуясь, что теперь можно невозбранно выражаться некультурными словами.
— Так значит нам уже не надо в Изенгард, раз итак сойдёт, — хитро прищурился нолдо.
— Нет уж… моя максимальная сила, мощь и красота раскрываются только в моем истинном облике. — подбоченился майа. И вдруг огляделся. — Правда, мы весь день драпали хер знает куда. И, похоже, что вместо Ортханки приперлись к Лихолесью. Глянь! Вон и избушка Радагаста!
За поворотом и правда что-то виднелась. Только это не было похоже на избушку. Белые округлые стены, странная круглая коричневая крыша, припорошенная вьюгой, свет лился на снег из единственного окошка.
— Да это ж гриб! — поразился Келебримбор. — Он что, живет в грибу? То есть в гробу? То есть в грибе?
— Ну да. — просто отозвался Гендальф. — Это ж Радагаст. — и постучался в гриб.
В ножке образовалась волшебная дверь, и когда она открылась, на порог вышел почти такой же дед, как и сам волшебник, только в валенках и шапке-ушанке.
— О, Гендальф! Мой добрый дружище, где ж ты пропадал! — и тут Радагаст заметил горящие глазищи. — Чем это ты так упоролся? — с интересом специалиста спросил майа-лесовик.
— Айвендил! И ты туда же? Вы что все прикалывайтесь? Забыл что ли с кем в юности валинорские грибы жрал, пока Ауле с Йаванной не видят!
— Майрон! Вот так гости! Это правда ты? Эка ж тебя жизнь потаскала…
— Ты себе просто представить не сможешь, как и в какие дыры…
В домике Радагаста грибы были везде: на стенах картины с мощными боровиками в разных крутых ракурсах, на люстре гирлянды с сушеными лисичками, на столе справочники по сбору грибов, возле стола несколько грибных палок и корзинок, на полках коллекция редких расцветок сыроежек и маринованные маслята, рядом с кроватью красивый резиновый мухомор с дыркой в красной шляпке, о функциональном назначении которой оставалось только похабно догадываться. Однако Радагаст быстро затолкал его ногой под кровать.
— Сейчас кофеёк поставлю! Фирменный, на ложных опятах! Вштыривает на «ура!»
Келебримбор с опасением уставился на кофейник и сказал:
— Вы как хотите, а я буду чай.
— Чая нет, но есть чайный гриб, будешь, эльда? Кстати, Майрон, представь своего спутника!
— Это Келебриша, мой личный нолдо. Мы с ним ковали-ковали, а потом переспали… но я ведущий, естественно! — начал гнать пургу Саурон, и наступил на ногу возмущенному эльфу, сидевшему в обнимку с трёхлитровой банкой, в которой плавало нечто из его ночных кошмаров.
«Тебе жалко что ли? Дай перед старым товарищем понтануться! Иначе меня весь Валинор засмеёт!» — тихо шепнул майа на ухо Тьелпэ.
— Вот так повезло тебе! Какой хорошенький! Только… извини, но уж очень интересно, а ты
