Ознакомительная версия.
— Тогда не рассказывай.
— Я не расскажу, и ты улетишь на свою планету.
— Значит, в самом деле это не сон?
— Может быть, и не сон.
— Чем занимается твой институт?
— Всем на свете, — сказала Катрин.
— Чудесное объяснение! И что же вы можете сказать о падении популяции леммингов в Северной Норвегии?
— Если падение популяции вызвано необъяснимыми причинами, наш институт направит туда экспедицию или хотя бы одного специалиста.
— Точнее!
— А точнее — наш институт имеет дело с вещами, людьми и проблемами, которым нет разумного объяснения. И ищет им разумное объяснение.
— При чем тут я?
— Зачем задавать вопрос, если ты знаешь на него ответ? — спросила Катрин, взглянув наконец на меня. Глаза ее были глубоки и печальны.
— Какой ответ? — настаивал я.
— Наш институт получил сигнал о том, что в аспирантуре при Государственном историческом музее, в отделе археологии, трудится молодой человек, который обнаруживает странные способности. Настолько странные, что они были замечены его друзьями, и друзья рассказали о них знакомым, а знакомые своим женам, а их жены — своим приятельницам, а у одной из приятельниц муж трудится в нашем институте… До сих пор значительная часть информации попадает к нам таким вот первобытным путем.
— И тебя послали знакомиться со мной?
— С тобой не надо было знакомиться, — возразила Катрин. — При виде меня ты кинулся на бедную девушку, как птеродактиль на питекантропа.
— Никогда не видел, как птеродактили кидаются на добычу, но помню тебя на дне рождения Крогиуса. Это он про меня сообщил куда надо?
— Куда надо про тебя, насколько мне известно, не сообщали. Все шло на более низком, любительском уровне.
— И вы доверились информации, полученной таким путем?
— Мы не жалеем сил проверять. Порой открываются любопытные вещи.
— А теперь ты поняла, что исследование закончилось, что все оказалось банальным сном о пришельцах. И прощаешься с подопытным кроликом Юрием Гагариным, названным так в детском доме, потому что он имел счастье родиться в десятилетие героического полета первого космонавта. Знали бы мои крестные, как иронически обернется их предчувствие.
— Как бы мне хотелось так же шутить, как ты, — сказала Катрин. — А я не умею.
— Так плохо, мой следователь?
— Так плохо, потому что я потеряла тебя, мой Гарик. Ты не простишь мне того, что я познакомилась с тобой специально. Что я наблюдала за тобой.
— Ты наблюдала за мной?
— Все эти недели. С марта месяца.
— Ну и как?
— Гарик, пойми, мне очень плохо!
— Не капай слезы в капуччино. Кто будет допивать эту соленую бурду?
Катрин потянулась ко мне, но стол мешал — он умудрился встать точно между нами. Мне даже не пришлось отстраняться.
— Я, честное слово, очень расстроена. — Катрин старалась найти убедительные слова, чтобы я поверил, что лишь сначала она следила за мной, как за непонятной зверушкой, а потом уже общалась со мной, как с настоящим человеком. Я понимал ее и заранее знал все, что она хочет сказать. Но от этого моя обида на нее не проходила. Именно на нее, а не на идиотский Институт экспертизы, измышление нездорового ума. Институт не может целоваться, а Катрин целовалась сказочно, как самая страстная из десятиклассниц.
— Значит, сначала ты изучала, а потом заинтересовалась? — сказал я.
— Ты можешь издеваться надо мной сколько хочешь…
— Тебе надо было еще несколько недель потерпеть. Может, тогда бы всем это надоело и ты взяла бы расчет в институте… по собственному желанию.
— Я не могла… — Катрин достала платок и высморкалась. Это было неэстетично, но раздражения во мне не вызывало. У нее покраснел кончик носа, что тоже было неэстетично, но умилительно. — Я не могла, потому что завтра я должна привести тебя в институт и познакомить с нашей завлабораторией. С Калерией Петровной.
— Зачем? Я же не умею стоять на голове.
— Она предложит тебе переходить к нам на работу. Нам позарез нужны полевые сотрудники.
— Это тоже твоя инициатива?
— Я — винтик в машине, которая зовется Институтом экспертизы. Но нашему институту позарез нужны люди со всякими удивительными способностями. Потому что у нас бывают очень сложные экспедиции… и наши ребята даже порой… погибают.
— Значит, наблюдение за мной не прекращается, но изымается из твоего ведения?
— Значит, ты станешь одним из нас.
— Все это глупо, Катька, — сказал я. — И дождик совсем прошел. Пошли погуляем. Допивай свой соленый напиток — и смываемся, не заплатив.
— А как? — заинтересовалась Катрин.
Моральные устои мои рухнули. Одно дело быть равноправным членом общества, молодым ученым, с которым здоровается в коридоре сам директор института Александр Иванович Шкурко. Другое — чувствовать себя поднадзорным существом неизвестного происхождения. Ну откуда у существа такого происхождения могут быть принципы и мораль?
Я поманил к себе мелькнувшего в дверях официанта и показался ему в виде известного своей строгостью с цивильными людьми генерала Лебедя в парадной форме генерал-лейтенанта с орденами на груди, включая казачий крест за войну в Приднестровье, где генерал не воевал, но обеспечивал мир после войны.
— Слушай, парень, — сказал ему Лебедь. — В каких войсках ты служил?
— В пехоте, товарищ генерал-лейтенант, — обрадовался вниманию самого командарма-14 официант. — В семнадцатой отдельной мотострелковой бригаде.
— Вот это лишнее, — сказал генерал-лейтенант. — Всякому постороннему запрещается выдавать сведения военного характера.
— Ну какое же вы постороннее лицо? — удивился официант.
— Ладно, ладно, я не сержусь, — ответил генерал-лейтенант.
— А вы, значит, бумажник дома забыли? — спросил официант.
Такая прозорливость официанта сразила меня в образе генерала. Не знаю, как бы повел себя генерал в такой ситуации, но я грозно проревел:
— Это еще что за шутки?
И тут же заплатил за двоих и даже потребовал сдачу, потому что должен быть порядок в мотострелковых войсках!
Катрин отсмеялась на узкой аллее и остановилась, обернувшись ко мне. Ветки деревьев распрямлялись и сбрасывали на нас грозди капель.
— Ты уже не сердишься? — с надеждой спросила она.
— Я и не сердился, — ответил я. Такой ответ можно было трактовать двояко. Скорее всего он был аналогичен старинному «Бог простит», что означало «Пока не будет соответствующего указания свыше, нет тебе прощения».
Ознакомительная версия.
