Вслед за Кешей я отошёл от печи, виновато посмотрел на домового.
– Ладно, ничего, – буркнул Кеша. – Молод ты ещё… Что там Привалову надо, цемента?
– Угу.
– Пойдём…
Из какого-то шкафа Кеша кряхтя достал мешок с цементом, кадку с песком, отсыпал мне в крепкие бумажные пакеты и того, и другого.
– Во, нормалёк… К своим-то заглянешь?
– К кому?
– Ой, совсем ты телёнок… – Кеша привстал на цыпочки и снисходительно похлопал меня по плечу. – К дублям, вольноотпущенным…
Я хлопал глазами, ничего не понимая.
– Пошли, – решил Кеша. – Провожу попервости.
Раздвинув стену, он двинулся по какому-то узкому и сырому коридору. Опасливо озираясь, я пошёл следом.
– Ты того… как почуешь, что Привалов тебя распылять собрался, сразу линяй, – поучал меня Кеша. – Нечего дожидаться… придёшь ко мне, или к своим, сразу…
Конечно, знатоком института я себя не считаю. Куда мне до Корнеева или Ойры-Ойры! И всё же шли мы путями такими удивительными, что порой у меня глаза на лоб лезли. То узкий коридор, по бокам которого текли булькающие огненные ручейки, то зал, заполненный зелёными пупыристыми пузырями, упругими как резиновые мячи. Среди них приходилось проталкиваться, причём, по словам Кеши, делать это следовало осторожно, «чтоб не взорвались». Какое-то время я тешил себя гордой мыслью, что первым посещаю эти катакомбы, но потом обнаружил на попавшемся под ноги зелёном кристалле бирку с инвентарным номером и надписью «Ключ, зелёный», и загрустил.
Коридор, наконец, кончился, и мы вышли в большую, гулкую пещеру, видимо, где-то глубоко под фундаментом НИИЧАВО. Здесь, как ни странно, пахло обжитостью и каким-то уютом. Вдоль стен тянулись делянки какого-то мха, перемежаемые маленькими хижинами, грубо сколоченными из досок и кусков картона. Стены их были испещрены непонятными картинками. Над дверью одной я с удивлением обнаружил надпись "Машина вычислительная электронная, «Алдан», и на мгновение замер. Присмотревшись, однако, я понял, что хижины сооружены из пустых упаковочных ящиков.
С каждой минутой происходящее становилось всё интереснее.
– Вот тут лифт, обратно на нём поднимешься, – ткнув пальцем в ржавую железную дверь в стене, сказал Кеша. – Через казармы не ходи, заплутаешь… Во! Твои сидят, пошли!
В дальнем углу пещеры и впрямь горел небольшой костёр, возле которого сидела кучка людей. Вслед за Кешей я двинулся к ним… и остановился, как громом поражённый. Здесь были все наши! Витька Корнеев, Роман, Володька… ой… А-Янус и У-Янус! И Кристобаль Хозевич, и Фёдор Симеонович!
Самым удивительным мне показалось даже не их странное собрание, а то, как бесцеремонно себя вели Витька и Роман. Они спорили с Кристобалем Хунтой, причём без малейшей тени пиетета.
– Да ты сам посуди! Не будет твоё заклинание работать! – кипятился Роман.
Кристобаль Хозевич пожимал плечами, но возражать не пытался.
– Эй, дубляки! Я вам приваловского привёл! – крикнул Кеша. И я наконец-то понял – передо мной сидели вовсе не сотрудники института, а их дубли.
Ой. Кристобаль Хозевич… да нет, не он, конечно же, а его дубль, поднялся.
– Садитесь, наш юный товарищ, – вежливо сказал он. – Не смущайтесь, все мы поначалу смущались, но это быстро пройдёт.
– М-милости п-просим, – Фёдор Симеонович подвинулся, тяжело ёрзая на длинной доске, водружённой на пару чурбанов. – Мы тут п-проблему обсуждаем… обычную, знаете ли, о п-падении м-магических способностей у д-дублей.
Я стоял как вкопанный.
– Да садись, дубляк заторможенный! – завопил дубль Корнеева, и привычная грубость привела меня в чувство. Я бухнулся на скамью рядышком с дублем Киврина и услышал деликатное покашливание домового Кеши.
– Ну, пошёл я…
Вяло помахав ему рукой, я стал оглядывать собравшихся. Были они вполне похожи на себя-настоящих: Кристобаль Хозевич ничуть не терял элегантности, Корнеев – грубости, Киврин заикался не меньше, чем раньше. На меня деликатно не обращали внимания, и я стал приходить в себя. Как ни странно, но сознание моё упорно отказывалось считать сидящих вокруг дублями…
– П-полагаю, следует п-попробовать ещё раз, – сказал Фёдор Симеонович и стал делать пассы. На него внимательно смотрели.
– Не так, Фёдор Симеонович, не так, – быстро проговорил Ойра-Ойра, увидев, что Киврин старательно рисует в воздухе задом наперёд букву «Е». – Это получается цифра "3".
– Ах ты г-господи! Да неужто? – сказал Киврин, разглядывая слабо светящийся в воздухе след. – С моей с-стороны – так всё н-нормально!
– Любезный Теодор, заклинание ваше должно быть ориентировано вовне, а не на вас самих, – сообщил Хунта.
Киврин закивал и стал терпеливо рисовать букву дальше.
– А настоящие за что ни возьмутся – у них всё спорится! – сказал Володя Почкин, поднимая взгляд на меня. – Вот, даже Привалов дубля сотворил – не придерёшься! До чего же любопытно, прямо засмотришься!
– Да ну, «не придерёшься», – оборвал его Корнеев. – Сразу видно – дубляк! Ухо левое вниз съехало, глаза дурные, рот полуоткрыт всё время…
Я торопливо захлопнул отвисшую челюсть. Фёдор Симеонович продолжал старательно чертить в воздухе знаки… как я понял, он собирался провести простейшую материализацию.
А-Янус и У-Янус строго и молча следили за его усилиями.
Кристобаль Хозевич положил руку мне на плечо, негромко сказал:
– Я пребываю здесь уже три года, молодой человек. Честно говоря, не самое плохое место для сбежавшего дубля. Но если бы ты знал, как стосковалось моё сердце по простым, привычным вещам… Нет ли у тебя с собой кусочка сыра?
– Но… вы же… не едите… – пробормотал я.
Хунта смерил меня ироническим взглядом.
– Разумеется, так же как и ты, юноша. Но просто вдохнуть аромат сыра… посидеть с бокалом амонтильядо…
Киврин прервал свои попытки и почесал затылок. Неуверенно сказал:
– Уже лучше, д-да? К-кристо, не мучь н-новичка своим с-сыром.
Хунта гордо отвернулся. Несколько минут дубли сидели молча. Потом Ойра-Ойра негромко запел:
Нам колдовать нелегко, нелегко!
Хай-хай-эй-хо!
Сатурн в Весах, а луна высоко!
Хай-хай-эй-хо!
Хай-эй-хай-хо!
Роман отчеканивал ритм песни, не особенно заботясь о словах, а остальные подтягивали ему хором:
Хай-хай-эй-хо!
Хай-эй-хай-хо!
Мне стало не по себе. Я встал, едва не уронив пакеты, и робко спросил:
– Пойду?
– Куда пойдёшь-то? – удивился Корнеев.
– Наверх… к П-привалову, – начиная заикаться соврал я.
