Создается впечатление, что акт Гиляревским написан под чьим-то нажимом, без тщательного анализа случившегося. В материалах дознания (в деле Есенина) имеется любопытный документ, мало что говорящий постороннему лицу, но многое проясняющий практическому работнику правоохранительных органов.
"Суд. мед. эксперту Гиляревскому. При сем препровождается копия телефонограммы за № 374 по делу самоубийства гр. Есенина Сергея для приобщения к делу. Приложение: упомянутое. Начальник 2-го отд. ЛГМ Хохлов, Завстолом дознания Вергей".
На этом документе, отпечатанном на пишущей машинке, имеется карандашная надпись: "4п5СТУПК", которую следует расшифровать так: "пункт 5 статья 4 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР". По этой статье в то время прекращались уголовные дела за отсутствием состава преступления, а по материалам дознания - отказывалось в возбуждении и расследовании уголовных дел. Нет сомнения, что работники милиции в завуалированной форме информировали А. Г. Гиляревского, что по этому делу никого к уголовной ответственности привлекать не будут и что ему следует иметь в виду это их мнение. Сомнение в подлинности акта возникает еще и потому, что мною найдена в архивах выписка о регистрации смерти С. А. Есенина, выданная 29 декабря 1925 года в столе загса Московско-Нарвского Совета. (Эти сведения подтверждены руководством архива загсов г. Ленинграда.) В ней указаны документы, послужившие основанием для выдачи свидетельства о смерти. В графе "причина смерти" указано: "самоубийство, повешение", а в графе "фамилия врача" записано: "врач судмедэксперт Гиляревский № 1017". Следовательно, 29 декабря в загс было предъявлено медицинское заключение Гиляревского под номером 1017, а не то, что приобщено к делу,- без номера и других атрибуций. Следует иметь в виду, что загс без надлежащего оформления акта о смерти свидетельства не выдаст. Поэтому можно категорически утверждать, что было еще одно медицинское заключение о причинах трагической гибели С. А. Есенина, подписанное не одним Гиляревским. Известный же всем вариант заключения был куда более удобен для отказа в возбуждении уголовного дела против убийц. Из архивных документов видно, что свидетельство о смерти С. А. Есенина получал В, Эрлих. А вот кто представлял в загс заключение № 1017, неизвестно. На мой запрос руководство архива загсов г. Ленинграда ответило, что акта Гиляревского за № 1017 у них нет. ("Медицинская справка, на основании которой составлена запись о смерти, к актовой записи не прилагалась".) Считаю этот ответ отпиской. Многое может проясниться, если работники архива не пожалеют времени и сил и попробуют отыскать этот акт. Для читателей, малоинформированных о тонкостях уголовно-процессуального судопроизводства, поясню: только работник милиции, следователь, прокурор или суд вправе сделать вывод, что случилось в гостинице "Англетер",самоубийство или убийство Есенина. Какие бы выводы ни сделали судмедэксперты, последнее слово остается за правоохранительными органами. Кстати, судмедэксперт Гиляревский не указал, что Есенин покончил жизнь самоубийством. В акте № 1017 судмедэксперта Гиляревского - несомненный ключ к раскрытию гибели Есенина. Мне пришло письмо от племянницы Гиляревского (к сожалению, она скрыла свою фамилию), в котором она говорит, что он был человек исключительной порядочности, настоящий русский дворянин в самом высоком смысле этого слова и пойти против своей совести ни в коем случае не мог. В описательной части акта он оставил для нас ряд сведений, позволяющих усомниться в самоубийстве поэта. "В желудке (покойного.- Э. X.) около 300 к.с. полужидкой пищевой смеси, издающей не резкий запах вина". Проанализировав все имеющиеся у нас данные о роковом дне жизни Есенина, мы можем констатировать, что последний раз поэт употреблял пищу с 14 до 18 часов. Он пил пиво, ел хлеб, фисташковые орехи и другие быстроперевариваемые продукты. Водки или вина не было. На основании современных научных данных судмедэксперты говорят, что смерть Есенина наступила не позже чем через 3-4 часа после употребления пищи, следовательно, вечером 27 декабря 1925 года.
Гиляревский также написал: "...петли кишок красного цвета", "...нижние конечности темно-фиолетового цвета, на голенях в коже заметны темно-красные точечные кровоизлияния". И та, и другая подробности, по мнению современных судмедэкспертов, свидетельствуют о том, что тело находилось в вертикальном положении не менее суток. Несмотря на временную дистанцию, можно было бы и сейчас провести следственный эксперимент. Но бывшему руководству Ленинграда пришла в голову сумасбродная (или вполне осознанная?) мысль снести здание бывшей гостиницы "Англетер". Вопреки протестам жителей средь бела дня власти стерли с лица земли историческое здание. Пусть "еще одно дурное дело запрячет в память Петербург". Кто же в таком случае установил самоубийство Есенина? Как ни грустно это признавать, сделали это газетчики. О гибели поэта могли сообщить вечерние газеты, но этого сделано не было. Уделив много места на своих страницах происшествиям и судебной хронике, трагедии в "Англетере" не отвели ни строчки ни вечерние 28-го, ни утренние газеты 29 декабря, хотя о случившемся говорил весь Ленинград. Но зато уже в вечерних газетах этого дня, еще не имея выводов Гиляревского, журналисты объявили о самоубийстве поэта. Видимо, они ждали команды властей, а когда получили "добро", наперебой стали придумывать детали гибели Есенина. Особым вниманием редакторов и издателей пользовались воспоминания друзей, знакомых, очевидцев, в которых те с упоением повествовали о пьяных куражах Есенина, прежних покушениях на самоубийство, об унижении им женнин, о лечении в психиатрических больницах. Упорно и методично формировали в народе убеждение, что он пьяница, дебошир, шизофреник, которому ничего не оставалось, как повеситься. Незадолго до гибели Есенин написал статью "Россияне", которая никогда не публиковалась: "Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством..." Желая объяснить причину его самоубийства, враги поэта пошли по простейшему пути и стали искать ответ в его собственных стихах, то есть заменили биографию житейскую биографией поэтической, которые далеко не всегда идентичны. Слова о смерти в стихах Есенина были использованы как свидетельские доказательства против него самого. В отличие от газетчиков работники 2-го отделения милиции Ленинграда вели себя более выдержанно и расчетливо. Они дождались окончания XIV съезда партии, реакции общественности, друзей, родных поэта и только после этого приняли решение по делу Есенина. Не проводя никаких следственных действий, завстолом дознания Вергей лишь 20 января 1926 года написал заключение, в котором не привел ни одного доказательства, подтверждающего самоубийство Есенина. Вот как он вышел из положения:
