— Пожалуйста, молодой человек! — выдала ему продавщица заветную коробочку. Слуга рассчитался и пошёл прочь.
И страшная улыбка заиграла у него на устах.
Настоящее время
Слуга лихорадочно вглядывался в комнату, где сидели гости. Его нет. Фоторепортёра нет!
Кинозвезда, его любовь, сидела между Александром и Крутым. Хозяин дома сидел рядом с Писателем и вёл с ним оживлённую беседу. Правда непонятно, о чём могли разговаривать два настолько разных человека.
Старушка одиноко смотрела в окно.
А Фоторепортёр запаздывал.
Слуга начал переживать. А вдруг он не явится? Тогда вся подготовка идёт насмарку! Если уж травить, то всех сразу, поодиночке не выйдет. Неужели всё…
И в этот момент раздался стук в двери.
— Эй, там ещё для меня чашечка чая осталась? — донёсся голос Фоторепортёра.
«— Осталась-осталась! — улыбаясь, подумал Слуга. — И тебе, и Александру, и Крутому, и Хозяину — всем хватит!»
* * *
— Вот что я люблю больше всего — так это ваш чай! — улыбнулся Фоторепортёр Хозяину дома, пригубив белую чашечку. — И это как всегда… Э, что это за гадость?
— Какая ещё гадость? — не понял Хозяин дома. — Ты так мой чай обзываешь? — он отхлебнул его сам. — Фу, и вправду какая-то отрава! Слуга, что ты там нахимичил?
— А как по мне так нормальный чай, — сказал Писатель. — Придираетесь просто.
Старушка согласно закивала головой.
Но у Слуги уже был ответ на этот вопрос.
— Я купил в магазине новый сорт чая! — сказал он. — Мне сказали, что он самый лучший!
— Во, поняли! — поднял палец вверх Хозяин дома. — Значит, так! Всем пить этот чай строго обязательно. Если вы меня, конечно, уважаете!
— Уважаем-уважаем! — воскликнул Фоторепортёр и принялся жадно глотать чай большими глотками.
К нему подключился и Александр. Вскоре чай уже пили все, кроме Крутого. Не для того он родился, чтобы пить такой напиток, как чай.
— Вот что я вам хочу сказать, — сказал Фоторепортёр, обращаясь к Хозяину дома. — Я тут подумал и…
Его взгляд внезапно остекленел. Руки вскочили к горлу. Он начал дико хрипеть и свалился на пол, бьясь в конвульсиях.
— Чего это он? — не понял Александр. — Приду…
И тут же его постигла та же участь.
Хозяин дома схватился за горло, забулькал и повалился на бок. Не произошло и нескольких минут, как все они были мертвы.
— Скорая! — воскликнула Кинозвезда. — Я звоню в скорую!
— Не надо в скорую! — сказал Крутой. — Она им уже не поможет. Звони уж сразу в полицию.
«— Вот чёрт! — подумал Слуга, стоящий в тени. — Он не пил чай! Он не пил чёртов чай!!!»
— А причём здесь полиция? — не понял Писатель.
— Я — не Шерлок Холмс! — сказал Крутой, поднимаясь с дивана. — Но здесь всё очевидно. Этих троих отравили. И к чашкам их всех доступ был лишь у одного человека. И этот человек — Слуга. Та-дам, убийца — дворецкий!
В этот самый момент Слуга зашёл к нему за спину и со всей силы ударил Крутого кочергой по голове. Тот обмяк и замертво свалился на пол.
Писатель, Кинозвезда и Старушка с ужасом смотрели на него.
— Ты любишь меня? — спросил Слуга у девушки.
— Что? — пролепетала она.
— Посмотри на них! — воодушевлённый Слуга указал на трупы. — Эти похотливые извращенцы, которым нужно было от тебя только одно, — они все мертвы! И никто, НИКТО, не мешает нашему счастью!
Так скажи же, ты любишь меня?
Кинозвезда поняла, о чём он. И сквозь собственный страх и ужас она прошептала:
— Нет!
Слуга опешил.
— Но как…
— Я сказала «Нет!». И всё. История окончена.
Слуга робко отошёл и присел на диван.
— Уходите. — сказал он. — Уходите все. Слышите? ВСЕ!!!
Писатель, Старушка и Кинозвезда мгновенно ретировались прочь.
Выход для Слуги был всего один. Он раскрыл куртку мёртвого Александра и вытащил из неё пистолет.
Ствол твёрдо упёрся в висок.
Одно движение пальцем — и всё кончено!
Писатель и Старушка мирно шли по дороге к дому пожилой дамы. Писатель вёл Старушку с неким нетерпением и с определёнными намерениями. Он имел виды на неё этим вечером. Да, есть ещё порох в пороховницах!
Она не ответит отказом, думал Писатель. Она просто не сможет этого сделать. Столько лет он свято любил её, её и только её. Она согласится. И хотя бы конец жизни они встретят вместе.
Старушка же, в свою очередь, ни о чём таком даже и не думала. Для неё это была простая дружеская прогулка, не более. Она даже и подумать не могла, что для Писателя эта прогулка — не что иное, как романтическое свидание.
Любовь зла.
Писатель со Старушкой подошли к дому пожилой леди.
— Ну вот мы и пришли! — сказала Старушка. — Спасибо вам, Писатель за ваше безграничное внимание. Не знаю даже, как вас и благодарить…
Писателя внутри просто разрывало на части от обуревавших его чувств. Он набрался смелости и выпалил:
— А может и знаете!
Старушка удивлённо вскинула брови.
— На что вы намекаете?
— На то самое! — Писатель игриво подмигнул ей. — Я имею ввиду… Ну, скажем так, чашечку кофе со всеми вытекающими последствиями!
Старушка изменилась в лице.
— Пошляк! — в сердцах воскликнула она. — Старый похотливый козёл! Я была гораздо лучшего мнения о вас, но после такого я… Я… Забудьте дорогу к моему дому раз и навсегда!
И, отвесив, Писателю мощнейшую оплеуху, Старушка разъярённо двинулась прочь.
Писатель впал в ярость. Ему на глаза попался одиноко лежащий кирпич.
Старик уже не контролировал себя. Одним резким движением он схватил кирпич, и ринулся вслед за Старушкой.
Хм, отказала она ему! Да как она смела? Отказать ему, после всех этих лет его любовных терзаний, просто взять и уйти, да ещё и дав пощёчину? Разрушить всё, что зрело в его сердце столько лет? Ей это так просто с рук не сойдёт!
В два прыжка Писатель нагнал Старушку. Один удар кирпичом по голове — и всё кончилось. Она не успела не то, чтобы вскрикнуть — даже обернуться.
Старушка обмякла и упала на землю.
С минуту Писатель стоял над телом. Что я натворил, крутилось у него в голове. О, Боже, что я натворил?!!
Писатель склонился над Старушкой. Та не подавала никаких признаков жизни. Она даже не дышала.
Старушка, любовь всей его жизни, была мертва. Ему захотелось взвыть на луну от боли и горя, но он сдержался.
Да, она мертва. Но я-то жив! И если я не хочу попасть за решётку, надо действовать!
Его разум заработал спокойно и трезво. Так, в первую очередь, свидетели. Писатель бегло оглянулся. Поблизости не было никого.