Ближе к дороге высились обгорелые снизу лиственницы. Они казались скелетом, на который опиралась вся эта рыхлая масса берез. Несколько раз из-под ног взлетали черные угрюмые глухари и, хлопая крыльями по воздуху и тонким веткам, исчезали в зарослях. Каждый раз при такой встрече Андрей вздрагивал от неожиданности и ругал здоровенных птиц словами дяди Миши.
Поднявшись в очередной раз на пригорок, Андрей остановился. Ему почудилось, что где-то совсем близко раздался выстрел. Он сорвал подмороженную ягоду шиповника, пососал ее, выплюнул. Наверное, ветка треснула.
Через пять минут, продравшись сквозь молодняк, выбрался на дорогу. Провел пальцами по лицу, снимая какую-то прилипшую дрянь, повертел головой туда-сюда и, закинув лопату на плечо, потопал на юг. Он сделал только два шага, как увидел свежий след протектора. Там, где лужица белела мутным ледком. След прошел совсем рядом. Андрей разбил лед каблуком, и оттуда брызнула грязная вода.
Теперь ясно, чей выстрел. Охотнички развлекаются. Сволочи. Вытанцовываешь здесь, как дурень, а они раскатывают, сволочи.
Он миновал поворот и неожиданно метрах в трех от себя увидел "газик". Возле машины стоял человек и смотрел в сторону леса.
Андрей тоже остановился и, не зная, что делать, стал разглядывать этого толстяка в красной куртке и необыкновенно светлых сапогах.
Саможки - фирма! Японские или финские...
Толстяк заметил Андрея и, как бы невзначай, задвинул под машину глухаря. Андрей пронаблюдал за неуклюжим движением его ноги и понял: приняли за егеря. Он вспомнил свою рваную куртку, полевую сумку и лопату. А какой же егерь будет разгуливать с лопатой? Он смело шагнул к машине. Толстяк продолжал мяться на одном месте. Андрей обошел вокруг "газика", заглядывая внутрь.
Толстяк, как филин, следил за ним, поворачивая голову.
Послышались голоса, смех, и на дорогу вышли высокий мужчина и женщина с "мелкашкой". На винтовке поблескивал оптический прицел.
- Сергей Петрович, Сергей Петрович! - заверещал толстяк и повертел раскрасневшимся носом в сторону Андрея. - Вот!
- День добрый, молодой человек, - сказал Сергей Петрович и непринужденно улыбнулся. - Вы, кажется, успели напугать нашего милейшего хирурга?
- Да нет, просто проходил мимо, - сказал Андрей и, забросив на плечо лопату, хотел удалиться.
- Вы, наверное, у Федора остановились? - спросила внезапно женщина. Андрею понравился ее настойчивый, но грустный голос, и он утвердительно кивнул.
- Надо будет заскочить к нему, - сказал Сергей Петрович и зачем-то расстегнул "молнию" на куртке. - Самогон у деда - как слеза!
- Разрешите взглянуть на карту, - попросила женщина, видно, заметив у Андрея в руке сложенный лист.
- К сожалению, служебная, - сказал Андрей, посмотрел на ее бледные губы, отвернулся и, не попрощавшись, зашагал прочь. Когда он немного отошел, за его спиной раздался треск и сопение. Андрей посмотрел назад. К машине из кустов выбрался парень в брезентухе, наверное, шофер. Он притащил двух глухарей и теперь держал их на вытянутых руках, демонстрируя то ли для хирурга, то ли для Сергея Петровича, а женщина пристально, не отрываясь, глядела вслед Андрею.
После этой встречи Андрею расхотелось возвращаться к Федору.
Замшелый пень - реликтом прикидывался, землю жалел, а сам все ходы-выходы знает... Ну ничего, председатель под него такую мину подведет... Выкорчуют...
Побродив два часа по лесу, он окончательно продрог и потащился в сторону мертвой деревни.
Федор встретил его у ворот и нарочно сердитым голосом спросил:
- Ты чего это моих гостей пугаешь? Они чуть полные штаны не наложили от твоей образины.
- Да плевать я хотел на них, - сказал Андрей и вознамерился проскочить мимо Федора в теплую избу.
Федор, выпятив грудь, загородил ему дорогу.
- Можешь радоваться, инженер, убрались они отсюда, на заимку поперли - а ты хоть знаешь, что это птицы большого полета?
- Стервятнички.
- Не чета тебе, теленку, они не только председателю тутошнему могут холку намылить, они в районе кое-что значат! Да я бы на их месте на тебя и не взглянул бы - подумаешь, из города, экая цаца!
- Не надо было соглашаться, чтобы я остался у вас, - сказал Андрей. - Так что терпите.
Федор крякнул и, осклабившись, толкнул Андрея в плечо. Андрей тоже в ответ состроил улыбочку, и оба, довольные, подошли к крыльцу.
- Вечером у нас банька проглядывается. Ты как, балуешься?
- Еще как, - сказал Андрей. - В городе у нас компашка, и мы каждый вторник посещаем сие заведение; только баня в городе - дрянь и пар - гадость, разве с настоящей деревенской сравнишь?
- А венички у меня, - сказал Федор и раскинул руки. - Раз хватишь - второй не захочешь.
- Может, помочь по баньке?
- Для начала перекусим. Потом будем воду таскать, а старуха к вечеру вареники закатит с картошкой.
Через час Андрей уже носил воду из колодца двумя огромными ведрами в баньку, которая торчала на краю огорода. Федор возился с печкой железной бочкой, обложенной плоскими камнями. Умаявшись, Андрей присел на порожек и стал смотреть, как Федор, отворив дверцу, шурует короткой кочергой и отсвет падает на его сосредоточенное лицо. Впервые ему захотелось сказать что-то хорошее этому непонятному человеку, но он промолчал и, подхватив ведра, принялся наполнять водой вторую бочку, которая заняла весь угол между полком и дверями.
Разделавшись с водой, Андрей пошел в избу и растянулся на раскладушке поверх одеяла. В предвкушении бани настроение было кипучее. Он обвел деятельным взглядом комнату, не зная, на чем бы остановиться, и вдруг заметил на краю буфета большую черную книгу.
Андрей соскочил, схватил книгу и бухнулся снова на раскладушку, которая едва не проломилась от такого толчка. Устроившись поудобнее, он принялся за книгу - и обомлел от одного названия: "Нюрнбергский процесс".
Вот дедуля дает! На сон грядущий, видно прочитывает, нервы успокаивает... А днем бабка иногда заглянет - картинки посмотреть...
За дверями послышался голос Федора. Андрей успел положить книгу на место и притворился, что дремлет. Когда открылась дверь, Андрей различил торопливые слова хозяйки.
- Не пущу! - кричала она еле слышно, с каким-то присвистом. - Забыл, окаянный, что ли, как прошлым разом еле очухался?.. Забыл?..
- Да я самую малость, - оправдывался Федор, - ей-богу, самую малость.
- Пеняй на себя, если упаришься, злыдень... - хозяйка еще что-то быстро прошептала, и голоса стихли.
Андрей приподнял голову. В комнату, тяжело ступая, вошел Федор.
- Почти поспела, родимая, - сказал он. - А бабка портков чистых не дает, совсем тронулась.
- На меня мать тоже всегда ворчит, - сказал Андрей и сел, скрестив ноги. - Квартира, мол, благоустроенная, а ты по баням шляешься, всякую заразу собираешь.
