Али подошёл и увидел, что это женщина. ЗК очень удивился - это была первая женщина, встреченная им на Ивделе. Лампа светили не ярко и немного сбоку и сзади, но Серову показалась, что женщина красивая.
- Здравствуйте! - сказал он, стараясь выговаривать звуки как можно чётче.
Женщина повернула голову и посмотрела на Серова.
- Здравствуйте, - ответила она. - Это вы сегодня прилетели?
- Я ответил - Серов, не зная, что ещё сказать.
Ему хотелось поговорить с женщиной, тем более - с красивой, но слова неожиданно метнулись врассыпную и спрятались в темноте.
- Только сегодня прилетели, - сказал в пространство женщина, - и сразу пришли сюда...
Али подождал продолжения, но женщина молчала. Али, чуть покачиваясь, прокашлялся:
- Красивое озеро, - сказал он, чтобы хоть что-то сказать, хотя в темноте виднелась только набережная и подрагивающие в воде отражения редких огоньков посёлка. - Как оно называется?
Женщина чуть вздрогнула:
- Что вы! Это не озеро - это кладбище снежных баб.
Серова обуял ужас. Он подошел ближе к воде и там, где падал свет лампы, увидел много плавающих морковок. В нос ударил трупный запах воды.
'Еще одной бабой стало меньше!' - подумал Серов.
- Какой ужас... - пробормотал он вслух.
- Вот ты где! - раздался сзади радостный вопль Ивделя. - А я тебя уже потерял. Вижу, что жену тебе пора подбирать, - И он потянул Серова за рукав прочь от озера-кладбища.
- А она? - шёпотом спросил ЗК.
- Оставь! - Ивдель вел его под руку к свету у кабака.
- Жена... - пробормотал Серов, почти ничего не соображая.
- Другая будет, эта пусть стоит, - довольно категорично уверил Ивдель.
Дальше у Серова снова следовал провал в памяти. Он не помнил, как они вышли из проулка, как заходили в кабак, поддерживаемые услужливым Мозесом. Очнулся он, сидя за столом со стаканом в руке рядом с таким же снулым аль-Фарадеем.
- ...А ты знаешь, что у нас все - либо русские, либо евреи? - говорил аль-Фарадею ехидный и пьяный Ивдель.
- А кто это? - удивился Али, осознавая, что ему почему-то интересно.
- Что значит - кто? - не понял Ивдель.
- Ну, евреи и русские - это кто?
- Да что значит кто? Вопрос у тебя какой-то, ты уж прости - глупый. Это... Ну, да я и сам не знаю, кто это. В книгах этого нет. Но спрашивать об этом как-то даже неприлично. Евреи и русские - это два богоизбранных народа!
- А, так вы всё-таки в бога верите? - с умильной надеждой спросил Серов.
- Нет, мы верим только в снежных баб!
- При чём тут тогда какие-то русские и евреи? - Это уже всунулся аль-Фарадей.
- Не знаю, просто ты спросил - кто мы здесь, на Ивделе. Я ответил. Так наши родители завещали. Просто первый корабль погиб при посадке, книги и все данные сгорели. Но мы помним, что нам завещали быть либо русскими, либо евреями. Вот, с тех пор таким и стараемся быть.
- То есть, вы как бы сами себя назначаете этими... евреями и русскими? - уточнил Серов.
- Ну да! - радостно кивнул Ивдель.
- Погоди! - Мозг Серова туманился хмельными парами, но он старался понять ускользающую логику. - Если ты сказал 'народы', то, значит, это национальности? А я про такие национальности никогда не слышал. Есть америкосы, чурки, негроиды или джепы какие-нибудь, но кто когда слышал про евреев или русских?
- Ты-то сам кто по национальности? - пьяно поинтересовался феллах Додик, сидевший сейчас напротив.
- Я, допустим, айзер, - излишне спокойно ответил Серов, стараясь не потерять нить рассуждений, - но это не имеет значения! Я вообще не люблю, когда начинаются разборки по национальностям. Все люди равны!
- Мухризм какой-то, - проворчал заплетающимся языком аль-Фарадей. - Про равенство, и так далее!
- Не надо! - угрожающе заметил толстый Додик, и Серов с надеждой подумал, что хорошо бы он затеял драку с его конкурентом.
Но феллах просто мотал в воздухе кулаком и пока молчал. Вместо него ответил Ивдель, щедро доливая в стаканы:
- Какой же это мухризм, если мухрисы верят в Муху и Хрисю, а мы - в снежных баб?! Тем более, настоящих Муху и Хрисю никто не видел, а бабы - вот они!
- А тогда как же с евреями и русскими? - теперь уже к этой теме прицепился аль-Фарадей. - Вы себя так называете, а их никто не видел!
- Почему не видел? - удивился Ивдель. - Вот я, например, русский, а Додик - еврей.
- Так, значит, это национальности?
- Да нет же, это богоизбранность по вере в снежных баб. А по национальности мы - ивдели. Давайте лучше выпьем! За всё хорошее!
Они выпили.
Серову неожиданно стало смешно.
- Как ты её - гаечным ключом! - захихикал он. - Жену бить нельзя, а бабу можно. Гениально! Что ты там про женитьбу говорил? Я готов! Вот только скажи, с кем ты контракт будешь подписывать - с ним, - Али кивнул на аль-Фарадея, - или со мной? Если со мной, то я сейчас же готов тут у вас жену взять.
- Где моя планшетка?! - вдруг заголосил аль-Фарадей, и Серов понял, что у него тоже нет планшетки.
Он начал озираться, но Ивдель и Додик их успокоили, заверив, что ничего тут пропасть не может. Это только снежная баба может растаять, да и то морковка плавать останется.
И они начали веселиться снова. Оба Ивделя в шумной компании феллахов и лесообработчиков, вкусно пахнущих навозом и опилками, потащили их к жёнам, и Серов вместе со своим конкурентом, поскальзываясь на ступеньках крылец и спотыкаясь в каких-то сенях, шлялись из дома в дом, горланя песни вместе с аборигенами. В конце концов, они оказались по-прежнему вместе с аль-Фарадеем в какой-то комнате, где пили уже в сопровождении нескольких жён. Некоторые, вроде бы, были даже хорошенькими.
Потом Серов не помнил ничего.
Утром он обнаружил себя лежащим на большой кровати в комнате с низким потолком. Кровать имела решётчатые металлические спинки, и вместе с Серовым на ней спал совершенно голый аль-Фарадей.
Серов увидел, что он и сам тоже голый. Ему стало стыдно, он потихоньку слез с кровати и на стуле со своей стороны обнаружил аккуратно развешанную одежду. Рядом стоял второй стул, где висела одежда конкурента. Тут же лежали обе планшетки.
Во рту Серова пересохло, страшно хотелось пить, голова трещала так, что от этого звука должен был проснуться аль-Фарадей, но америкос спал.
Али воровато оглянулся на конкурента, подумывая, а не покопаться ли в его планшетке, но очень хотелось пить, и он махнул рукой на бумаги конкурента.
Осторожно отодвинув занавеску, заменявшую в этой комнате дверь, Серов выглянул в соседнее помещение - светлую горенку, в окошки которой пробивался неяркий свет ивдельского дня. В доме стояла тишина.
Али надел на всякий случай трусы и вышел в горницу. Вдоль стен там стояли шкафчики, покрытые вышитыми салфетками, на окнах висели тоже вышитые занавесочки и громоздились цветочные горшки. Серову, несмотря на страшную головную боль, тут понравилось, но, самое главное, он заметил столик, на котором стоял большой кувшин и пара стаканов. Серов прошлёпал к столику и налил в стакан какую-то желто-оранжевую жидкость. На вкус жидкость напоминала морковный сок, и Али вдруг подумал, а не с кладбища ли снежных баба эти морковки? Но пить очень хотелось, и он жадно вылакал и второй стакан.
